«Ты сейчас прекратишь орать, мы приедем вниз, нацепишь свою фирменную улыбку, попрощаемся и уедем. А свои истерики оставь дяде», вспоминается мне. Я уж было подумала, что у него включилось что-то человеческое и он решил разрядить мне обстановку, а он просто использовал меня, чтобы вывести на эмоции моего родственника. Расчет на то, что он в таком состоянии начнет делать ошибки и скажет то, что, возможно, не собирался. Еще и целоваться полез. Зачем? Похоть взбунтовалась или доказать свое превосходство? Ненавижу…

Спускаюсь вниз, готовлю себе американо, творог с фруктами и сажусь за стол. Моя спальня расположена как раз над кухней и отсюда открывается точно такой же вид. Картинка не меняется. Наплававшись, Макс выходит, вытирается, накидывает белый махровый халат, лежащий на шезлонге, и направляется сюда.

— Доброе утро, — как ни в чем не бывало, говорит он, прикрывая за собой дверь на террасу.

— Доброе, — отвечаю безрадостно.

Кидает взгляд на мою полупустую тарелку и подходит к кофемашине, достает из шкафчика белоснежную, вычищенную до блеска, как и все в этом доме, чашку.

— Я так понял, с завтраком я сегодня пролетаю?

— Со свистом, — все так же недовольно подтверждаю я.

— Королева осерчала? — улыбается паршивец.

— Знаешь, Градов, ты холодный, бесчувственный мудак!

Он нажимает режим эспрессо, и не меняя игривого тона, выдает:

— Ты ошибаешься, детка. Обычно меня считают горячим и страстным.

Он подходит к столу и присаживается напротив, с вызовом смотря мне в глаза.

— Я уже просила тебя не сравнивать меня с теми, кто у тебя обычно. Я не из их числа, не обольщайся. А то, что ты устроил вчера — мелко и подло. Если бы я знала, никуда с тобой не поехала бы!

— Не забывайся, девочка! — голос становится резким. Похоже он привык лишь к похвалам от женщин — Ты не в том положении, чтобы выбирать. И лучше бы тебе не портить мне настроение. Я через час встречаюсь с Разумовским, и мое испорченное утро не пойдет ему на пользу.

Осекаюсь, даже не знаю, что на это ответить. Нет, с ответами я проблем не испытываю, просто не хочу навредить дяде. Убираю свою пустую посуду в мойку и просто выхожу, чтобы не усугубить.

— Дядюшке привет передать? — издевается Градов.

— Пошел ты! — все же, не удерживаюсь и, ускоряя шаг, ухожу прочь.

Он уезжает почти следом, а я, с колотящимся сердцем, иду в сад. По пути заглядываю на кухню, загружаю посуду и запускаю посудомоечную машину.

Господи, когда же хоть что-то прояснится? Срок для поиска денег практически истек, есть ли у дяди с чем идти на эту встречу: информация или деньги? Вряд ли, он бы сказал об этом вчера. А так даже подойти не решился, видимо, тоже боялся мне навредить. Представляю, какие картинки он себе нарисовал, а этот мерзавец рад стараться.

Я целый день ждала, что Макс приедет, и я узнаю хоть что-то, но он не появился до позднего вечера. В десять я пошла к себе и, включив, по традиции, телевизор, пригревшись после ванны, в обнимку с подушкой, каким-то чудом уснула.

День я провела так же, сходя с ума в полном одиночестве. Где носило хозяина дома — не знаю, на ночь он не явился и на следующий день тоже.

***

Громкий смех и музыка врываются в мои сонные грезы. Я даже сначала не понимаю, что это наяву.

Поднимаюсь, выключаю пультом телевизор, под который по привычке уснула, и слышу под своими окнами шум и веселье. Кажется у нас вечеринка. Подхожу в темноте к окну, но никого в поле зрения не наблюдаю. Значит сидят на террасе. Мужские и женские голоса, вперемешку со звуками мелодии из колонки, звучат довольно громко. Уснуть уже вряд ли получится.

Я просто ложусь на кровать, сворачиваюсь калачиком и настраиваюсь переждать. Как сказал Макс, я не в том положении, чтобы выбирать. Но меньше, чем через час, не выдерживаю. Музыку включают громче, люди тоже начали общаться на повышенных, чтобы ее перекричать, все это сопровождается хохотом, ерзаньем стульев и остальными сопутствующими. Нервы сдают, когда я слышу звон бьющейся посуды, похоже на бокал. Да сколько можно? На часах почти час ночи.

Накидываю халат, спускаюсь. На кухне витает запах еды и свеженарезанных овощей. На столешнице в сторонке лежат пустые контейнеры в наклейках, с фирменным знаком, известного в городе дорогого ресторана и пакеты, в которых привезли доставку. Пара пустых бутылок Хенесси на полу у барной стойки завершают эту картину.

На террасе включен неяркий свет, в комнате тоже, и я через стекло встречаюсь глазами с Градовым. Он сидит в торце стола, на руках у него, попивая из бокала, красуется гламурная брюнетка. Его кисти лежат на подлокотниках, он в лениво-расслабленной позе наблюдает за моими передвижениями на кухне.

Черт, и зачем я сюда пришла? Следом меня замечают и другие участники пира, за столом воцаряется тишина. Я выхожу, не знаю зачем, просто уйти назад еще глупее. Сердце набирает обороты, как у испуганного зайца. За столом узнаю Ловцова и Аслана, рядом с ними тоже девушки, а четвертого я не знаю, он без пары и, похоже, крепко пьян.

— Доброй ночи, — тихо говорю я. Одна из девушек нажимает кнопку на колонке, и музыка стихает.

— Не спится, детка? — спрашивает Макс.

Как же хочется его сейчас придушить. Наверное, это читается на моем лице. Девушка, сидящая у него на коленях, заинтересованно поочередно смотрит на нас и нашу реакцию друг на друга.

— Это кто? — спрашивает незнакомый мужчина, без стеснения, пялясь пьяными глазами на мои голые ноги.

— Никто, — чеканит Макс.

— Так что же ты такую красоту скрываешь? А я тут спиваюсь в одиночестве. Иди ко мне, малышка, — хлопает он себя по колену.

— Леха, завянь! — рявкает Градов гостю.

Но у Лехи другие планы. Он встает из-за стола и в мгновение оказывается рядом со мной. Притягивает меня к себе и нависает пьяной рожей, дыша прямо в лицо. Отворачиваю голову в сторону и пытаюсь вырваться.

— Ну хочешь, поупрашиваю для порядка? — шатаясь, не сдается он.

После чего чьи-то руки отрывают его от меня, и он отлетает, с воплем приземлившись на плитку террасы от удара Градова под челюсть. Рядом с ним, с треском, падает вверх ножками кресло, которое он зацепил при падении. Все вскакивают на ноги, девушки замирают в испуге, Гриша подбегает к другу и отодвигает грудью от упавшего.

— Макс, харе! Не надо драки.

— Какого х*ра? — мужчина поднимается, вытирая кровь на треснутой губе — ты сам сказал,