Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс, с мокрыми от дождя волосами и пакетом, в котором я по запаху, безошибочно угадываю дыню, заходит и серьезно смотрит мне в глаза.
— Привет, — кладет пакет на столешницу.
— Привет, — я сижу на диванчике, напротив вещающего фоном моим мыслям, телевизора.
— У тебя что-то вкусное пахнет, или я и с ужином пролетел? — говорит спокойно, готовый на любую мою реакцию.
— Пельмени будешь?
— Ого! Буду.
Я ставлю воду в кастрюле на плиту, достаю из холодильника разнос с пельменями, солю воду, отвернувшись к рабочей поверхности, делаю все, чтобы не встречаться с ним глазами. Почему? Потому что, когда он смотрит, это срабатывает, как гипноз, и я готова просто кинуться ему на шею, нужно признать очевидное.
Макс подходит помыть руки и касается меня локтем, делаю шаг в сторону, дала ведь себе установку — не допускать даже незначительного телесного контакта. Он замечает это движение.
— Лиза…
— Будут готовы через семь минут, — говорю, бросая пельмени в кастрюлю, помешиваю и не смотрю на Макса, вообще.
Он оставляет попытки заговорить со мной, садится за стойку и молча ждет ужин, наблюдая за моими действиями. Делаю еще нарезку из овощей, украшаю зеленью и подаю сразу все.
Градов пробует, кивает.
— Вкусно, спасибо.
Ох, он и так умеет? Как в нем уживается чудовище, возомнившее себя Богом, и обычный мужчина, которому не чуждо ничто человеческое?
Он даже сам относит свою тарелку в мойку, а потом садится на высокий барный стул рядом со мной, предварительно пододвинув его максимально близко.
— Что происходит?
— Ничего не происходит.
— Ты сегодня другая…
— Я другая, а то, что вокруг — чертовски одинаково. Поэтому — ничего не происходит. Тот же забор в камерах по периметру, те же стены, тот же телевизор, где изо дня в день крутят одно и то же. Время остановилось, Градов! У меня! У тебя работа, движение, вечеринки, тебе не понять. Не стоит задавать вопрос ради вопроса. От моего ответа ничего не изменится.
Он какое-то время переваривает сказанное. Не то, чтобы он не понял, просто думает, какой ответ выбрать. У него, как у компьютера, готово сразу несколько, нужно только выбрать вариант.
— Я вчера с твоим родственником встречался, есть новости.
Макс сегодня тоже не такой, как обычно. Более сосредоточенный и серьезный. Я даже подвисаю, он никогда не делился новостями по этому делу. Что изменилось? Начинаю понимать, как женщины через постель добиваются своего.
— Расскажешь?
— Поехали, проедемся куда-нибудь и поговорим.
Что? Проедемся? Опять подстава или…
— На улице же дождь.
— Ты не хочешь? — на лице ни намека на неискренность или хитрость.
— Хочу.
— Тогда одевайся.
Но, отъехав от дома, Градов включает музыку, и мы молчим. Я не напрягаю, он о чем-то думает, а я с упоением рассматриваю мелькающие за стеклом машины, дома, заправки, магазины. Все, что встречается на пути, все банально, раньше мне казалось, что дождливая серая Москва — это совершенно неинтересно, а сейчас рассматриваю все по-новому, здесь просто кипит жизнь, в отличие от моей собственной.
Доехав до центра, не без пробок, конечно же, хотя даже они мне не испортили настроения, Макс оставляет машину, и мы идем к набережной.
— Куда мы идем? — улыбаюсь я.
Мряка так и не прекратилась, и наши лица и волосы блестят в свете ночных огней от воды, но ни меня, ни Макса это не смущает. Когда доходим до причала, понимаю, что он хочет устроить прогулку на трамвайчике по реке.
— Ничего себе, Градов! Небожитель поедет по реке с простолюдинами?
Он смеется, впервые за вечер выходит из задумчивости и молчаливости.
— Если честно, такое было давно, кажется, что в прошлой жизни.
Я каталась вот так лишь однажды, когда мы только переехали с Дорофеевой в столицу. Но тогда был день и полно народу. Сейчас, из-за дождя, мы отправляемся на полупустом судне и меня это, признаться радует. Мы занимаем крайний столик с диванчиками, заказываем зеленый чай, пледы и любуемся ночными видами города. Болтаем ни о чем, о поездках заграницу, отелях, курортах. Я отвлекаюсь и переключаюсь на другой лад. Это моя тема, я в ней, как рыба в воде. Макс тоже, но если я подкована больше теоретически, то он объездил уже пол земного шара.
— Ты обещал мне рассказать про встречу, — напоминаю, когда возникает пауза.
Он вздыхает.
— Деньги нашлись.
— Что? — а что я тогда делаю в твоем доме, хочется спросить мне.
— Человек Разумовского положил их на свой личный счет в Турции, а сам скрывается.
— То есть, они есть, но их нет…
— Совершенно верно.
— И какие перспективы поисков?
— Не могу спрогнозировать. Даже если найдем, по закону не докажем, что он их украл. Он получил их в банке в законном порядке, по доверенности, вывез из страны нелегально и нелегально завез в другую. Концы в воду.
— Будешь применять нетрадиционные методы? — намекаю на то, что слышала их разговор с Баширом.
— Эта часть поисков тебя уже не касается.
— Ладно, давай о том, что касается меня. Сколько мне еще сидеть взаперти? Макс, я скоро свихнусь.
— Надеюсь, недолго.
— Довольно туманно, тебе не кажется?
Он разливает оставшийся в чайнике чай по чашкам.
— Дай мне немного времени, я не могу тебя пока отпустить. Я не верю Разумовскому. Вроде, все складно у него получается, но не верю. Ни ему, ни, тем более, тем, под кем он работает.
Встаю из-за столика и подхожу к борту. Из-за сырости ноги слегка окоченели, и плед, как ни кутаюсь, уже не спасает, продрогла. Безысходность снова сваливается тяжелым грузом, смотрю на огни набережной и хочется взвыть от неопределенности. Градов подходит сзади, накидывает свой плед сверху моего, обнимает и прижимается торсом к моей спине.
— Лиз, — говорит тихо, еле слышно, над моим ухом — ну хочешь, будем выезжать куда-то вечером, после работы… и в выходные.
— У меня появился выбор? — безучастно спрашиваю я.
Некоторое время он молчит, просто прижимает к себе. Мне горько, но, черт возьми, болезненно приятно в объятиях этого сильного, властного мужчины. Сейчас особенно, когда я знаю, какой он может быть нежный, и какое наслаждение может подарить.
Когда эти руки разворачивают меня к себе лицом, больше всего я боюсь заплакать. До этого вечера я жила ожиданием, что деньги найдутся и все закончится. Теперь они нашлись, но на поиски укравшего их человека могут уйти месяцы. Какой будет моя жизнь? К этому всему еще прибавляется возникшее внезапно, можно сказать, обрушившееся на голову, прозрение — меня безрассудно тянет к этому мужчине, не взирая на