– Ну, это-то да, – согласились мы. – Так почему вы «делику» в угон не заявили-то?

– Да потому, – сказала Марина Владимировна, – что мы, когда «таун» увидели, чуть там и не спятили.

– Да почему?! Ну застрял кто-то, не вы же одни ездите.

– Да потому, что «таун-эйс» этот – наш.

– Как это?

– Ну вот так это. Он у нас до «делики» был, и его у нас угнали. Пацаны, сопляки. Покатались, тюкнули – всю харю, говорят, разворотили, – и с Де-Фриза в море утопили. Мы ездили туда, смотрели – лежит такой на дне. Метрах в пяти от берега. Толку-то доставать, всей электронике каюк. Плюнули, «делику» вот купили.

– Вот это да.

– То-то и оно.

– Именно тот?

– Именно тот. Только целый. Если обивку не считать сзади, но это уже к Петечке вопросы.

– А что Петечка-то?

– А Петечка мой Геннадьевич арматуру любил в автобусе возить. У нас когда ростверки под забор делали, Петечка на доставке цемента и арматуры экономил. Весь салон угваздал и арматурой обивку прорвал в двух местах. Но это фигня, конечно.

Мы молчали, очарованные фигней. Глупо было произносить вслух версию о том, что на морское дно возле Де-Фриза кто-то уложил «делику», предварительно достав со дна «таун-эйс» и воткнув его в овраг на въезде в Южнорусское Овчарово. Наверняка все было намного проще, но как – мы не понимали. Да и обижать Марину Владимировну не хотелось.

– Наверное, это совпадение какое-то, – сказали мы, стараясь быть максимально тактичными. – Бывают всякие странные совпадения.

– Ладно, – сказала Марина Владимировна, – рассказывать так рассказывать. На «делике» Наиль теперь ездит. Говорит, она у него четвертый год. Документы показывал. Ну и действительно – четвертый. Но это наша «делика», сто процентов. Даже – не смейтесь – наш топор сзади лежит. Он его с собой возит почему-то.

Мы опять надолго замолчали. Автомобильная часть истории в головах наших не умещалась – бесполезно было даже пытаться осмыслить.

– А вы вообще-то в курсе, что вашего дома нет на гуглокартах? – спросила вдруг Марина Владимировна.

– В курсе, – ответили мы. – Не только нашего дома там нету.

– Ага, – кивнула Марина Владимировна, – всей улицы нет. Интересно, как это может быть? Суханка есть, Пригородная есть, Косой переулок через овраг от вас – на месте, а вашу Суворова – как корова языком.

Опять помолчали.

– Вообще, он нормальный такой дед вроде бы, – сказали мы, не очень уверенно возвращая тему к деду Наилю.

– Нормальный, – согласилась Марина Владимировна, оставив в покое остов камбалы. – Только машины тырит да жрет больно много.

– Ну, может, болезнь у него какая.

Марина Владимировна хмыкнула и покачала головой.

– Вы не поняли, – сказала она. – Вы не поняли.

Она снова начала крутить в пальцах рыбий хребет.

– Понимаете, – сказала Марина Владимировна, – столько, сколько он съел тогда за ужином – черт с ней, с «деликой», – даже не знаю, как и сказать-то. В общем, человеку столько не съесть.

Марина Владимировна положила на стол остаток камбалиного скелета.

– Нет, – сказала она, – мы с Петечкой ничего, не против. Мы же понимаем, что, если б не Наиль, нам бы конец. Так что черт с ней, с «деликой», ей-богу.

Она помолчала немного и добавила, уже вставая из-за стола:

– «Таун-эйс», к тому ж, ненамного хуже. Обивку зашила я, ничего, нормально. И, главное, никакой там в нем воды внутри не было, так что не тонул он ни фига.

– А где же он был-то?

– Ай, да кто же его знает, – сказала Марина Владимировна. – Кто же его знает.

«Какая пошлятина, – думал Жмых, не умея отделаться от одноглазой цыганки, – какая пошлятина».

– В сорок четыре берегись товарища. – Гадалка смотрела куда-то вбок и виртуозно сминала жмыхову десятку. – Твои корабли попадут в плен, а офицер на белом коне будет предвестником смерти, но причиной станешь ты сам, а до этого много горя испытаешь в короткий срок. Товарищ обманет, жена уйдет, и дом твой вскоре сгорит, а в доме сгоришь и ты. Избежать смерти сможешь, если…

Если б не гудок электрички, Жмых бы знал, каким образом сможет избежать смерти. Но когда электричка наконец проехала, цыганки на платформе уже не было. Она попросту исчезла. Как и чемодан, только что стоявший у ног Жмыха. «Корабли… – Жмых хотел было сплюнуть на платформу, но в пересохшем рту не оказалось слюны. – Корабли, блядь. Я список кораблей прочел до середины». В украденном чемодане лежал красный филологический диплом. «Почему не в тридцать семь? – подумал Жмых и сам себе ответил: – Какая пошлятина».

Через двадцать два года Жмых произнес эту фразу вслух, когда судебные приставы сели в белый «крузер» и уехали прочь. Один из приставов был смазливым и жеманным, а фамилия у него была – Дантечко.

– Какая пошлятина, – сказал Жмых.

Оказалось, впрочем, что жить можно и без рыбодобывающей компании. Тем более без такой невеликой, какая была в собственности Жмыха. Подумаешь – семь сейнеров. «Цаворит», «Пироп», «Альмандин», «Гелиодор», «Цитрин», «Эвклаз» и «Оникс». Подумаешь – пять с половиной миллионов долларов. Подумаешь… Жмых подумал, сел на пол и заплакал.

– Господи, – подвывал он, – ну какая пошлятина, Господи.

Цыганка была лгуньей: жена ушла на три месяца раньше, чем сейнеры очутились под арестом и были выставлены на аукционы в пользу кредиторов. Она ушла даже до того, как друг и партнер Жмыха украл все деньги компании и сбежал в страну, не выдающую России предателей детства. Когда белый «крузер» с приставами уехал, Жмых сел на пол возле опечатанного офиса и просидел там до ночи, не сводя глаз с луны, маячившей в торцевом окне длинного, как железнодорожная платформа, коридора.

– Что ж теперь делать, Господи? – тихонько провыл Жмых, съехал спиной по стене, лег на пол и неожиданно, прямо на полу, уснул. Решение пришло во сне. Оно казалось таким стройным и красивым, что спящий Жмых засмеялся от счастья. Сделать предстояло всего ничего:

– расширить слуховое окно;

– настелить поверх рубероида двухдюймовые доски;

– заменить семь обгоревших досок ската свежими;

– сесть возле окна и написать роман зубочисткой.

Решение, во сне такое понятное и приятное, оскорбило проснувшегося Жмыха отсутствием логического конца и логического начала. Однако сон запомнился весь, целиком, и даже запах из этого сна преследовал Жмыха до середины дня – запах гари. «Какая пошлятина, – подумал Жмых, – дом мой еще не сгорел, а уже так воняет». После обеда свободный от обязанностей и обязательств Жмых принимал в своей шикарной, с видом на море, квартире агента по недвижимости.