В полдень 3-го января, миновав восточную окраину залива Альгоа, лег уже против течения, стараясь скорее пересечь его главную струю. Тут вследствие очень высокой температуры моря от 24 до 27 градусов Цельсия, температура воздуха, насыщенного водяными парами, сильно возвысилась и сделалась изнурительной, и в особенности в жилых и нижних помещениях, так как SW зыбь не позволяла открывать бортовых иллюминаторов.

4-го января с полночи получили OSO с проливным дождем, почти не прекращавшимся в течение суток и не допускавшим возможности проверить свое место астрономическими средствами. Попадавшие на бак гребни волн заставили нас плотно окутать носовую башню палубными брезентами в помощь к ее уже обветшалому вечному чехлу, задраить и заколотить с парусиной люки на баке. Вместе с тем ветер, свежея, перешел к O, а потом и в NO четверть и развел крупную зыбь. В полдень спустили брам-реи и брам-стеньги и круто обрасопили реи на правый галс. Убедившись в том, что мы находились в южной, т.е. левой половине циклона, я правил прямо против ветра и изменял курс по мере его перемены.

В полночь с 4 на 5 января при жестоких шквалах и ввиду разросшейся зыби, вкатывавшей на бак гребни волн, которые всею своею силою обрушивались на прикрытие носовой башни, я был вынужден постепенно уменьшать число оборотов машины и, доведя до 30 оборотов в минуту, с ходом от 2 до 3 1/2 узлов, прекратил не только вкатывание волн, но до некоторой степени ослабил и об-давание бака брызгами, срывавшимися с гребней. Зыбь стала крутою и короткою, и крейсер, хотя отлично всплывал на волну, но при килевой качке погружался носом совершенно вплоть до планширя, не принимая при том почти ни одной капли воды на бак. за исключением тех случаев, когда бушприт с утлегарем окунывались в волну. В этих случаях утлегарь и блинда-гафеля, выскакивая из воды, сильно выхлестывали и скоро оборвали тросовые талрепа нижних бакштагов блинда-гафелей. Также оборвалось конечное звено правого ватербакштага, и смыло весь завиток резного украшения на щеке.

Для спасения утлегаря я успел отвязать кливер и убрать его на палубу. Корма же, погружаясь, уходила под воду с балконом и несколько раз до половины задраенных кормовых каютных окон и балконной двери. Вода, пробиравшаяся сквозь щели дверей и пробки кормовых швартовных клюзов, прошла за бортовые каютные щиты, а оттуда не замедлила пробраться вниз в офицерские каюты, обнаружив, что палубные пазы под порогами верхних кают, будучи проконопачены в начале 1887 года, значительно ссохлись и требуют конопатки.

В полдень 5 января небо несколько очистилось, и мы получили высоты солнца; падение барометра прекратилось, порывы ветра стали реже; зыбь совершенно сбилась с разных румбов, и в половине третьего вдруг налетел от WSW жесточайший шквал, почти сразу сгладивший всю толчею и унося по воздуху все вершинки волн. Сила этого ветра, измеренная анемометром, оказалась, 27 метров в секунду. Вместе с этим и барометр тронулся кверху.

Крейсер спустился на фордевинд и, чтобы уходить от быстро поднимавшейся новой попутной зыби, прибавил ход машин до полного, а вскоре еще прикинул фок с далеко вытравленными шкотами для облегчения носа, начинавшего уже принимать воду. Поздно вечером того же дня поставили фор-марсель в два рифа, а к ночи, когда сила ветра несколько умерилась, мы легли по курсу на румбов 13 от ветра и получили весьма сильную боковую качку. При одном из размахов этой качки, в 29° на левую сторону, в машинном отделении упала на пол наковальня.

6 января и последующие дни перехода погода поправилась, но весьма крупная зыбь провожала нас почти до острова Reunion и производила боковую качку, размахи которой постепенно уменьшались. Из соображения всех выше объясненных симптомов и пути судна явствует, что крейсер был захвачен циклоном и описал в сфере циклона дугу в обход его центра, когда последний находился в широте 31° 50' S и в O-ст 35° 37'. Остров Reunion проходили поздно вечером 10-го января; с рассветом 11 числа усмотрели берега Маврикия, а в 9 часов утра вошли в порт Луи и ошвартовлены вдоль фарватера на глубине 10 сажень. Выдержанный нами циклон доставил нам еще раз случай восхищаться как качествами крейсера, так и прочною и добросовестною его постройкою.

Так как мы потеряли много времени в Столовой бухте, то я намеревался пробыть в Порте Луи не более 3 дней, но погрузка угля значительно затруднилась и замедлилась проливными дождями, лившими непрерывно 12, 13 и 14 января и воскресеньем, когда погрузки не было, и наконец в понедельник после полдня я остановил погрузку, решившись ограничиться тем количеством угля, которое уже было у борта. Всего принято 562 тонны, что вместе с оставшимся составило 885 тонн.

Стоянка наша в Порте Луи. несмотря на неоднократно набегавшие шквалы, при тех мерах предосторожности, которые были приняты портом, оказалась вполне безопасною и спокойною. Средства, которыми обладает этот порт для установки и передвижения судов, и заботливость и распорядительность здесь нас удивляли. Два буксирных парохода, из которых один двухвинтовый, несколько больший размерами и значительно сильнее нашего “Полезного”, и паровой катер с баржами вроде киллекторов с индусами, при обильном запасе якорей, цепей и кабельтовое, являются почти моментально к входящему судну и в полчаса времени устанавливают его совершенно надежно и безопасно на случай циклона.

С первого же дня нам были присланы для офицеров даровые билеты I класса для проезда по всем железнодорожным линиям колонии. В Ботаническом саду сопровождавшим было приказано оказывать нам особое внимание и даже разрешено снабжать нас, если пожелаем, семенами и образцами растений. Члены общества натуралистов с директором музея доктором Д'Arouti во главе, узнав, что доктор Исаев с любовью и знанием занимается составлением коллекции по зоологии, не только помогли ему указаниями и сообщениями, но даже значительно обогатили его коллекцию подарками, за что он, со своей стороны, познакомил их с некоторыми новыми и неизвестными им методами консервирования морских животных.

На второй день по прибытии я был приглашен к губернатору Sir John Hcnnessy на обед и вечер в его загородном дворце, где меня познакомили со всем высшим обществом колонии. Так как по ночам движение по железным дорогам прекращается, а дворец находится в шести милях от порта, то мне было предложено остаться там ночевать, и я воротился в порт только к полдню следующего дня. Губернатор и Lady Hennessy пригласили затем и всех наших офицеров к себе на раут в среду 17 числа, но мы должны были, поблагодарив, отказаться, так как крейсер ушел в море накануне назначенного дня.

По окончании погрузки угля я предполагал выйти в море 16 января, но в этот день я случайно узнал, что на местном кладбище (Cimeliere de I'Ouesl), где в 1857 году погребены шесть матросов, умерших от дизентерии на возвращавшемся тогда в Россию корвете “Оливуца” (под командою покойного Воина Андреевича Римского-Корсакова), от крестов на могилах не осталось ни малейшего следа. Убедившись в этом лично. я разыскал по книгам муниципалитета имена погребенных и изготовил на судне один крест и дощечки с надписями для всех могил, заказал остальные кресты по тому же образцу. За час до ухода крейсера в море на могилах отслужена панихида, и так как на Маврикии нет консула то я поручил изготовление и постановку остальных крестов, равно как и наблюдение за могилами нашему поставщику господину Лорану.