Он положил трубку на место. Мужчина со светлой бородкой в недоумении пялился на него. Его нижняя челюсть двигалась вверх-вниз, но он не произносил ни звука. Анвин секунду смотрел ему прямо в глаза, потом вернулся к своему столу и принялся быстро поглощать сандвич.

Один из мужчин, сидевших у стойки, встал со своего табурета. На нем была простая серая униформа музейного смотрителя. Волосы у него были седые и редкие, непричесанные, а темные, неопределенного цвета, глубоко посаженные глаза резко выделялись на бледном лице. Он прошаркал к Анвину, тяжело дыша сквозь усы и комкая в правой руке бумажную салфетку, остановился перед столиком и уронил салфетку ему в шляпу.

— Извините, — несколько смутившись, пробормотал он. — Я принял вашу шляпу за корзинку для мусора. Надо же такому случиться.

Мужчина со светлой бородкой снова висел на телефоне.

— Он принял его шляпу за корзинку для мусора, — продолжил он свой репортаж. Но музейный смотритель, выходя из кафетерия, натолкнулся на столик, за которым прежде сидел человек с бородкой. Стоявший на нем стакан зашатался, и вода из него пролилась на бумагу, стопкой лежавшую возле пишущей машинки. Мужчина с бородкой выронил телефонную трубку и бросился к столу, тихо проклиная нерасторопность обслуживающего персонала.

Анвин, грустно улыбаясь, достал смятую салфетку из шляпы — на ней было что-то написано синими чернилами. Он расправил бумагу и прочитал поспешно нацарапанное послание. «Здесь небезопасно. Идите за мной, пока он на вас не смотрит». Он засунул салфетку в карман, собрал свои вещи и вышел из кафетерия. Мужчина со светлой бородкой был слишком занят, стряхивая воду со своих бумаг, чтобы заметить его уход.

Служитель музея ухватил Анвина за руку и потащил в одну из галерей северного корпуса. На его служебном бэйджике значилось: «Эдвин Мур». Он наклонился поближе к Анвину и зашептал на ухо:

— Нам следует осторожнее выбирать слова. Особенно вам. Все, что вы мне скажете, я должен буду забыть еще до того, как засну, а на это уйдет много драгоценных минут. Прошу меня извинить за то, что заставил вас так долго ждать, прежде чем вмешался. Пока вы не заговорили, я считал вас одним из них.

— Что вы имеете в виду?

Мур обеспокоенно задышал сквозь свои усы.

— Не могу вам этого сказать. Либо я никогда этого не знал, либо намеренно забыл.

Их путь лежал через залы, полные старинного военного снаряжения, — здесь рыцарские латы сами по себе восседали на доспехах, предназначенных для коней. В витринах сверкало оружие, отделанное золотыми и серебряными украшениями. Анвин узнавал все эти образцы: кинжал-мизерекорд с узким лезвием, изящную рапиру, двуствольный пистолет с колесцовым замком. Все они упоминались в оружейном справочнике Агентства, хотя страницы, посвященные этим антикварным изделиям, были гораздо менее актуальны, нежели те, что рассказывали о более популярных на сегодняшний день устройствах и орудиях: пистолетах, удавках, сковородках с длинными ручками.

Мур повернулся к Анвину и заговорил снова, правда, стараясь не встречаться с ним глазами:

— Я прослужил смотрителем Муниципального музея тринадцать лет одиннадцать месяцев и несколько дней. Я всегда хожу по этим коридорам одним и тем же путем, изменяя этой привычке только изредка — например, когда мне попадается потерявшийся ребенок, нуждающийся в помощи. Мне нравится все время двигаться. Не для того чтобы рассматривать картины, конечно. После стольких лет я их просто не вижу, как если бы они были пустыми кусками холста или окнами, обращенными в открытое небо.

«Тупой, но потенциально опасный тип, пустой и легкомысленный или, наоборот, действующий под таким прикрытием» — это напечатал на своей машинке тот мужчина со светлой бородкой. Может, это он Мура так описывал? Почему этот человек столь намеренно работает над тем, чтобы забыть все, что он знает? Несомненно, он немного не в своем уме. Анвин, следуя предупреждению тщательно подбирать слова, не мог в данный момент найти вообще никаких.

Вскоре они дошли до большого круглого помещения. Анвин знал этот зал. Свет сюда попадал сквозь небольшое окно в вершине куполообразного потолка, окутывая призрачно-серым сиянием стеклянный гроб, стоящий внизу на постаменте. «Старейший из всех убитых людей» был окружен школьниками, пришедшими сюда на экскурсию. Самые смелые и любознательные из них стояли близко, некоторые даже прижимались лицами к стеклу. Анвин и Мур терпеливо ждали, пока экскурсовод, сутулый молодой человек в твидовом пиджаке, пересчитывал своих подопечных и выводил из зала. Когда топот шагов экскурсантов стих, единственным звуком, раздававшимся в зале, остался лишь монотонный перестук дождя по окну высоко вверху.

Они подошли ближе. Скрип ботинок Анвина эхом отражался от стен большого зала. У основания постамента в плиту была вделана табличка, извещающая о том, что:

Попечительский совет Муниципального музея выражает свою огромную признательность Трэвису Т. Сайварту, вернувшему это сокровище на место его вечного упокоения.

«Старейший убитый человек» лежал на боку в позе зародыша. Его плоть желтого цвета вся ввалилась внутрь, но кожа оставалась нетронутой, полностью сохранившись и законсервировавшись в болоте, в которое его бросили тысячи лет назад. Кем он был — охотником, земледельцем, воином, вождем? Судя по его полуприкрытым глазам и растянутым черным губам, обнажившим зубы, его лицо было скорее веселым, чем выражавшим ужас. Пеньковая веревка, которой его удавили, все еще обвивала шею.

— Я всегда считал, что ему дали не совсем точное имя, — заметил Анвин. — Он, возможно, был первой жертвой преднамеренного убийства, обнаруженной нами, но, несомненно, не первым человеком, убитым другим человеком. Вполне возможно, он даже и сам был убийцей. И тем не менее он представляет собой самую старую тайну, озадачившую нас, причем так и не раскрытую. Орудие убийства нам известно, а вот мотива мы не знаем.

Эдвин Мур его не слушал. Пока Анвин говорил, он смотрел на потолок.

— Надеюсь, этого освещения будет достаточно, — заключил Мур, завершив созерцание купола.

— Для чего?

Солнечные лучи прорвались сквозь облака в окно, и в зале сразу стало светло.

— Ну вот, — сказал Мур. — Я же говорил вам, что всегда хожу одним и тем же маршрутом, когда делаю свой обход. Поэтому каждый день добираюсь до этого зала в одно и то же время, после полудня. Тут была женщина, так мне кажется. Хотела на что-то обратить мое внимание. Кажется, на это. Кто она была такая? Или она мне приснилась? Я многое стараюсь не замечать, детектив. Помню пару историй. Не забыл еще все дни недели. Этого достаточно, чтобы отгородиться от всего остального. Но вы посмотрите, посмотрите вон туда. Разве можно меня винить в том, что я заметил это?

Мур указал на стеклянный гроб, на приоткрытые губы мертвеца. Анвин сперва ничего особенного не увидел — просто мрачное зрелище, описанное в рапортах Сайварта следующим образом: «Грустное, печальное лицо, смеющееся, поскольку он должен смеяться; лицо человека, располагающего к себе настолько, что у вас тут же возникает желание угостить его выпивкой». Но потом он заметил металлический блеск во рту мумии, вызывающий ассоциации с позолоченным тиснением на обложке «Руководства по раскрытию преступлений». Он опустился на колени, насколько это было возможно приблизившись к лицу мумии, и они уставились друг на друга сквозь стекло — Анвин и мертвец. В этот момент солнечный луч слегка сместился, и тайное стало явным.