с ним сидит девчонка с параллельного класса, она сейчас в девятом учится. Тоже хорошо выпившая. Не стал я другу секс обламывать. Так перебросился парой слов с Дашкой по поводу общих знакомых, и пошёл на выход.

— Толя, а тобой и Фаранова интересовалась, и Архарова, — догнала меня в спину информация от Дашки.

Ну конечно! Делать им больше нечего, так, поди, спросили, мимоходом, узнав, что она идёт к Кондрату. А может в гости сходить завтра? Подарки есть, шишки те же, например.

«Шишки, шишки, на полшишки», — напевая себе под нос, пошёл домой я.

Утром меня разбудила бабуля — корову подоить, я сам попросил. Соскучился, оказывается! Я дома буду целую неделю, мне девятого надо быть в Москве, а точнее в Долгопрудном. Там три дня сборы и тринадцатого вылет в Венгрию. Билеты взял пораньше, и в Москве буду восьмого января. Полечу на самолёте. Валяюсь на кровати и читаю выданную инструкцию о поведении за границей. Она, явно, общая, и не учитывает возрастные характеристики выезжающего. Судя по дате правила недавно обновили, стоит год 1979. Подготовлена «Центральной Комиссией по выездам», это головная организация, так как меня выпускала краевая Комиссия.

Перечень правил поведения для выезжающих за границу:

— не посещать районы проживания эмигрантов и других категорий населения, враждебно настроенных по отношению к СССР;

— не приобретать и не ввозить в СССР литературу, фильмы, магнитофонные записи, открытки и другую печатную продукцию антисоветского или порнографического содержания;

— не участвовать в публичных выступлениях, если это не предусмотрено командировочным заданием;

— не производить без разрешения обмен советских денег на иностранную валюту;

— не заключать устные или письменные соглашения на производство работ и не осуществлять любую платную или бесплатную деятельность;

— не увлекаться приобретением вещей и ценностей;

— не продавать и не обменивать вывезенные за границу и приобретенные там личные ценности.

Какая работа? Какая порнография? Мне шестнадцать лет! А что за районы с эмигрантами? Халтура, а не инструкция. А вот, про запрет продавать личные вещи — это неприятно. Я точно знаю, все так делали, другое дело надо ли это мне? Да и что везти? Хотя икра же! Водку — сразу мимо. И вообще, я ничего не подписывал. У меня на руках паспорт с вкладышем для выезда за границу, и якобы будущее решение комсомольской конференции о том, направлять меня куда или нет — формальность. Загранпаспорта для соц. стран не требуется, оказывается, можно по внутреннему паспорту выехать. Стало скучно, решаю сходить в гости к Фарановой. Собираюсь тщательно, попутно выясняется проблема. Я заметно подрос, и многое из одежды мне просто мало. Костюмы, спортивный и классика, футболки, одна рубашка, это всё, что на меня налазит сейчас. Надеваю брюки от костюма и эту рубашку и накидываю куртку болоньевую, хоть и не холодно у нас, около нуля всего, а простывать не хочу, и так бабуля приболела. По родным улицам пройтись было радостно, встретил пару знакомых парней со школы, поздоровались как взрослые — за руку. Подрастает шантропа! Вроде лет им четырнадцать, а уже повадки копируют взрослых — курят, ни фразы без мата. Да я им не папа с мамой. Вот и нужная пятиэтажка, поднимаюсь на третий этаж и звоню в дверь. Открывает дверь Алёнка, и я понимаю — ждала она не меня. На ней короткая маечка, даже попу не прикрывает, наверное. Стоит она лицом ко мне.

— Ой! Я думала это мама вернулась, она ключ забыла, — пискнула девушка и умчалась одеваться, оставив дверь открытой.

Захожу, выходит Алёнка в халате, не больно-то и длиннее майки, но халат плотный и соски не торчат.

— Я одна дома, братья и отец в гараже машину чинят, завтра нужна будет, а мама дежурит сегодня в поликлинике, — выдала весь расклад бывшая одноклассница.

Сидим, пьём чай, я пытаюсь из спортивного интереса углядеть что-нибудь запретное под халатом, а Аленка рассказывает мне последние новости. И не последние тоже.

— Вера Николаевна в аварию попала, сейчас дома лечится, вместо неё сначала Игорь Александрович вёл уроки, а потом прислали молодую училку из района. Подстанция сгорела в деревне, и три дня по осени без света сидели, — перечисляла события Алёнка.

«Не успела она лифчик одеть», — окончательно решил я про себя, завершив процесс разглядывания нимфетки.

— Что с Верой Николаевной? — до меня дошёл смысл сказанного только что.

— Да не знаю, — отмахнулась Алёнка. — Так вот, пока подстанция горела, народ собрался смотреть, а она как взорвётся! Искры, огонь!

— Алён. А где математичка живёт? — спрашиваю я, твёрдо решив её проведать.

Вот же дети! Учительница заболела, а её и не навестил, поди, никто! А ведь у неё, судя по всему что-то серьёзное, раз надолго выбыла!

— Тебе зачем? — не поняла Фаранова.

— Навещу, Новый Год же! Заодно узнаю, может, чем помочь ей? — серьёзно отвечаю я.

— А мы не ходили, она классная в седьмом «А», те, вроде, были у неё. Сейчас узнаю, — полезла она к телефону, собираясь кому-то звонить.

«Нет лифчика! Так я и думал!» — удовлетворённо заключил я, увидев холмики грудей в немного распахнувшемся халате.

Алёнка мой взгляд поймала, но ничего не сказала, только улыбнулась удовлетворённо. Девки! Как у них получается?

— Алё! Наташ? С Новым Годом! Скажи, а где ваша классуха живёт? Нет. Старая. Которая раньше была — математичка. А! Спасибо! — быстро уточнила нужное Алёнка.

— Сиди тут! Я пойду переодеваться! И чтобы не лез в мою комнату! Понял? — грозно предупредила Фаранова.

— Ты тоже, что ли, хочешь пойти? Да я один могу проведать, потом расскажу, — предлагаю я.

— Нет, ты прав, праздник должен быть у всех! — заявила девчонка, выходя уже одетой. Только с пустыми рукам идти нехорошо.

Я хлопаю себя по голове и достаю кедровые шишки. Аленка даже повизжала немного от радости. Вера Николаевна жила, оказывается, в бараке, и жила одна. Странно, такая интересная ещё женщина и — одна. Алена взяла шоколадку, тоже «Алёнка», апельсины, конфеты и одну мою шишку. Оделись и идём в гости, но по пути нам нужно ещё занести ключ в поликлинику, где дежурит её мама.

— Ох, я растяпа, — всплеснула руками Фаранова-старшая. — Привет, Толя! А вырос-то как! А куда это вы? — спросила мама.

Мы поясняем, лицо мамы светлеет. Она, улыбаясь, смотрит на дочку так, как смотреть только мамы могут на любимого ребёнка.

— Правильно, что идёте проведать её! Взрослые совсем уже! У неё и телевизора нет, наши раз в неделю к ней заглядывают, —