Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя Вера Николаевна потеряла! Говорит, ушёл! Я ей сказала, ты без меня не уйдёшь, — смеётся Аленка.
— Всё, уже заканчиваю, не стой тут раздетая, — командую я и выпроваживаю Алёнку в барак.
Сам размышляю. То, что я увидел, мне не понравилось — в комнате неприбрано, вода только в чайнике, да есть бачок для воды в комнате, но он пустой, я проверил. Я, конечно, его заполню, а в будущем кто будет это делать? Не представляю как на костылях прыгать с чайником из конца коридора в комнату. Отца познакомить с ней? Да нет, алкоголик не подарок как жених. В школу надо идти, и там строить и коллег-педагогов и учеников? Но там каникулы. Хотя каникулы у детей, а у взрослых, вроде, рабочие дни. Пусть берут шефство! С легким сердцем возвращаюсь назад.
— Толя, ты зря там убирался, у нас дворник есть, приходит из ЖЭКа, — выговаривает Вера Николаевна, хотя видно, что ей приятна моя забота.
— Пустяки, мне всё равно тренироваться надо, я же спортсмен, — отмахиваюсь я и понимаю, что про бокс они и не в курсе.
Пришлось рассказывать и про спорт, и, похоже, мне не поверили! Решили, мол, привирает парень, хочет перед девочкой похвастаться.
— Вера Николаевна, а правда, что вам платят всего 60 % от зарплаты? — вдруг в лоб спросила Алёна.
— И это ещё хорошо, в этом году закон изменили, могли бы 50 % как раньше платить. Да и скоро меня уволят со школы, я ставку занимаю, а больше четырех месяцев на больничном нельзя находиться, — удивляет меня женщина.
Не знал я таких подробностей в нашем светлом прошлом! Пытаюсь возражать, и мне дают кодекс о труде РСФРС. И точно!
Не допускается увольнение работника по инициативе администрации в период временной нетрудоспособности (кроме увольнения по пункту 5 настоящей статьи).
А этот пятый пункт гласит:
5. Неявки на работу в течение более четырех месяцев подряд вследствие временной нетрудоспособности, не считая отпуска по беременности и родам, если законодательством Союза ССР не установлен более длительный срок сохранения места работы (должности) при определенном заболевании. За рабочими и служащими, утратившими трудоспособность в связи с трудовым увечьем или профессиональным заболеванием, место работы (должность) сохраняется до восстановления трудоспособности или установления инвалидности.
— Ну, потом обязаны обратно взять, вот только, сколько выздоравливать буду — неясно, у нас в поликлинике нет рентгена, даже проверить не могу, как заживает нога, а в район ехать не на чем, — говорит как есть учительница.
— Есть на чём! Сегодня поговорю с папой, он вас отвезёт, — влезает в разговор вдруг Алёнка с перемазанными шоколадом губами.
Вера Николаевна смотрит на неё и неуверенно говорит:
— Да неудобно, что вы будете со мной возиться!
— Ерунда, папа в отпуске, Олег, младший брат, поможет тоже! Завтра едем в район! — довольно восклицает девчонка.
Единственную дочку в семье, где пять пацанов, любят, и ей не откажут, я в этом уверен. Так что одной проблемой меньше. А вот со школой я поспешил, надо другой путь искать. Собираемся домой, я, взяв бачок в комнате учительницы, заполнил его водой, вынес мусор, и мы тепло попрощались. Проводив Аленку до дома, получил заслуженный поцелуй в щёку и довольный пошёл домой.
Дома батя устроил допрос, что и как. Я рассказал как есть. Мол, по хозяйству ей тяжело, денег мало, но я что-нибудь придумаю. Завтра, вон, её Фарановы повезут на машине в больницу, например.
— Эх, хорошая девка, — вздохнул отец. — Помню, в прошлом году двойка за год у тебя выходила, я ей мясо принёс, так не взяла! Забесплатно с тобой занималась.
Нихрена себе. А я думаю, чего она меня весь май оставляла после уроков в прошлом году, и вдалбливала всякую муть в голову!
Ложусь спать, на завтра у меня куча дел — хочу к Галинке зайти, зайти к родителям Зины, она просила передать им письмо и свёрток, Кондрату обещал дров помочь наколоть. Топим мы в деревне все углём, но в баню, сами понимаете, лучше дрова. Ну и поход в универмаг, за одеждой к бабе Свете, директору магазина, по старой схеме, короче. Бабуля уже договорилась, сняв с меня мерки по приезду, мне только примерить надо будет и решить — брать или не брать. Утром я вношу ещё один пункт в свою повестку — сходить в школу. Да, я ничего своим взрослым мозгом не придумал, мои дружки Кондрат и Похаб не сильно любят математичку и это взаимно, они мне помогать не будут, отца не хочу привлекать по причине его пьянства, а бабуля — старая. Фаранова? Не уверен, хотя мама у неё верующая.
Подоив корову, иду по холодку, и, замерзнув, решаю заскочить к родителям Зины. Дома мама и младший брат, сразу уйти не получилось, пока рассказал, всё, что знал про дочку, пока чай попили, время прошло. Пока пили чай, мама считала деньги! Да, в свертке были деньги, переложенные по краям дощечками, так, что не прощупать, и замотаны, заклеены бумагой. Я, оказывается, вез с собой чужих семьсот рублей, уж не знаю, за что да на что. Нормально, да? Я сумку бросал, как хотел, а в аэропорту вообще уснул! Могли ограбить.
Дохожу до школы, и ещё на вахте выясняю, что Николай Николаевич только что уехал в район и будет после обеда. Делать нечего, иду к Кондрату колоть дрова.
— Эта куча с лета лежит, что наколоть не мог? — ворчу я на кореша, но беззлобно, сам такой же ленивец, и без батиного подзатыльника не работал.
Пока работаем, закидываю удочку про математичку — облом как я и думал. Кондрат помогать не рвётся. У него воспоминания о математике сугубо отрицательные.
К двенадцати мы с бабулей в магазине. Я с утра уже и чаю в гостях напился и поработал. Кто рано встаёт тому бог подаёт. Бабуля хвастается мной напропалую, и про поездку в Венгрию, хотя формально меня туда ещё не отправили, и про мои успехи в школе и в спорте. Баба Света, директор магазина слушает её с сомнением, но, зная бабушку как честного человека много лет, не спорит. Купили ботинки, на «рыбьем меху», самое-то для нашего климата и Венгрии, ещё три рубашки, брюки и свитер. От свитера с оленями я отказывался как мог, уж такое убожество, но