– Что за бомба?

– Немецкая, конечно! В тот день был авианалет. Сначала по радио передали сигнал тревоги, потом мы все спустились в подвал.

– А кто его нашел? Когда? Можно поподробнее?

Рассказ Элеоноры Святославовны был прерван резким звонком в дверь. Женщина вздрогнула, немного смутилась и, пожав плечами, пояснила:

– Это, должно быть, Герман, мой сын! Он должен вернуться из школы, извините.

Женщина встала и направилась к двери.

В комнату вошел мальчик лет двенадцати, круглолицый, с забавным прищуром – Герман Зорин внешне очень мало походил на мать. Увидев Зверева, он не выказал особого удивления.

– Здравствуйте! – устало произнес он. – Вы тоже музыкант, как моя мама?

Зверев поднялся и протянул пареньку руку.

– Нет. Я работаю совсем в другой области.

– В какой?

– В милиции.

Глаза мальчика сверкнули пытливым огоньком:

– А звание у вас какое?

– Капитан.

– А папка мой – майор! Он летчик! А вы воевали?

– В разведке служил.

– Ух ты, ничего себе! Разведка – это сила! А я, когда вырасту, в летчики пойду, как папка! А у вас пистолет есть?

– Есть.

– А покажете?

– Так! Довольно! Мне тут только пистолетов не хватало, – прервала их разговор Элеонора Святославовна. – Иди на кухню, поешь и садись за уроки! Мне с Павлом Васильевичем поговорить нужно.

– Мама, учебный год уже закончился и нам ничего не задали! Есть я тоже не хочу! Можно я с вами посижу, мне интересно, зачем к нам из милиции приехали.

– Вот еще! Иди в свою комнату и займись чем-нибудь полезным. Почитай что-нибудь или порисуй… – Элеонора Святославовна запнулась. – Одним словом, не мешай нам разговаривать.

Увидев погрустневший взгляд паренька, Зверев вступился за него:

– Элеонора, а можно ваш сын побудет здесь? Мальчики его возраста обычно любопытны и знают все и про всех. Герман, ты ведь хочешь помочь расследованию?

– Если я что-то знаю, конечно, расскажу! – мальчик уже смотрел на Зверева с обожанием. Элеонора обреченно отмахнулась:

– Ну хорошо! Присядь и постарайся без нужды не встревать, когда говорят взрослые.

– Я и сам взрослый, мне уже тринадцать… почти. – Мальчик взял второй пуф и уселся в угол, как раз за спиной у матери.

Элеонора Святославовна развела руками и закатила глаза:

– Несносный мальчишка – весь в отца.

Герман за спиной матери скривил рожицу, Зверев в ответ незаметно подмигнул мальчику и вернулся к делу:

– Итак, мы выяснили, что напротив вас на третьем этаже жил некий господин Крапивин. А имя и отчество этого человека вам известно?

– Если мне не изменяет память, его звали Михаил Семенович. Сразу видно – интеллигент! Он мало с кем общался из здешнего окружения, а со мной всегда здоровался при встрече. Оно и понятно, он тоже любил музыку. До войны я пару раз доставала ему контрамарки, он ходил на мои выступления.

– Можете его описать?

Женщина задумалась:

– Седовласый, довольно крепкий старик… высокий, морщинистое лицо, бородка. Ах да, чуть не забыла, у него же был шрам на левой щеке! Если бы не этот шрам, его вполне можно было бы назвать привлекательным мужчиной.

– Я уверен, что это сабельный шрам, – вмешался в беседу Герман.

– Хочешь сказать, что он когда-то служил в кавалерии? – уточнил Зверев.

– Шрам как шрам, может, он просто на гвоздь напоролся, – беспечно вставила Элеонора.

– Так-так, все это очень интересно! – задумался Зверев.

– Вы видели написанный Ильей Репиным портрет Тургенева? – поинтересовалась Элеонора. – Так вот, когда я с Михаилом Семеновичем общалась, он мне всегда этот портрет напоминал.

– А мне всегда казалось, что он на Билли Бонса[3] похож! – оживился Герман.

– А это кто? – уточнил Зверев.

– Не знаете? Это же пират из «Острова сокровищ», книга такая! Неужели не читали?

– Я же тебе говорила – не вмешиваться! – цыкнула на сына Элеонора Святославовна. – Начитался ерунды, а теперь несешь всякую чушь! Похож – не похож! Тебе всего шесть лет было, когда Крапивина мертвым в собственной квартире нашли, как ты вообще можешь помнить, был или не был он похож на Тургенева. А уж про твоего Бонса я и слушать не желаю! Ты мне про своих пиратов все уши прожужжал. Еще раз меня перебьешь, уйдешь в свою комнату.

Мальчик надул губы и отвернулся. Элеонора, слегка успокоившись, продолжила:

– Так вот, жил Михаил Семенович на верхнем этаже в двухкомнатной квартире, а одну из комнат сдавал этой девице…

Зверев насторожился:

– Что за девица?

– Обычная девчонка – студентка или что-то типа того! Лизой ее звали, а вот фамилия… не то Еремеева, не то Ермолаева – точно не помню. Так вот, когда в июле сорок первого немцы начали город бомбить, мы все постоянно в подвал спускались. А девятого бомба угодила прямо в их дом и разрушила часть верхнего этажа. Крапивин же никогда в подвал не спускался – он вообще всех чурался, избегал контакта с посторонними, за это и поплатился. Только мы о его смерти примерно спустя неделю узнали, когда город уже под немцами был. Тогда нас всех на работы выгнали! Велели мусор убирать: камни, стекла и трупы… Представляете, какого ужаса я тогда натерпелась?

– Значит, бомба разрушила дом Крапивина девятого?

– Думаю, да.

– Хорошо, а вы ничего не знаете про то, как девятого к их дому милиция приезжала?

– Почему же не знаю? Мы, когда стрельба и взрывы прекратились, еще долго из подвала не выходили. И правильно делали, потому что после того авианалета наступление началось. Немцы в тот день в город вошли. Мы только к вечеру из подвалов выбраться решились и тут же по своим квартирам как мыши разбежались. А на улицах просто ужас какой-то: кругом солдаты, мотоциклеты, машины всякие! Громкоговоритель кричит, чтобы все расходились по домам. Мы когда с Германом из подвала вышли, ту машину и увидели. Она в дырках вся была, стекло разбито, а в кабине труп. Я как увидела, тут же отвернулась и в подъезд Германа потащила, а на следующий день с соседом повстречалась…

– Имя соседа?

– Иван Игнатьевич, фамилию не знаю!

– Пчелинцев его фамилия, – подсказал Герман. – Он сторожем на хлебозаводе работал. Только какой из него сторож? Он же дальше своего носа не видел ничего, как Слепой Пью[4]…