Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, да. Это всё-всё-всё объясняет и даже более чем.
Хотя, нет. Ни черта не объясняет, в который раз подтверждая, что этот псих не умеет говорить с людьми на нормальном языке. И не только говорить…
— Значит, вы не будете рассказывать, что это за место, и как мы здесь очутились, я правильно вас понимаю?
— Увы. — очередной всеобъемлющий ответ с непонятным жестом руки в воздухе, больше похожим на какой-то рефлекторный взмах расслабленной кистью. — Все случаи сугубо индивидуальны и не контролируются извне. Но ты, конечно же, уникальный из них. Хотя немногие жители Остиума способны это определить.
— И в чём же эта уникальность состоит? — сердце вновь пропустило удар и нервно забилось мечущейся птицей в клетке рёбер. Понятие уникальности, как и избранности в её собственном мире чаще всего ни с чем хорошим не связано и имеет очень близкое отношение к такому понятию, как жертва.
— Всему своё время, крошка. Только-только рождённого ребёнка ведь не начинают кормить сразу мясом, заставляя ходить и решать уравнения из высшей математики. Есть такая форма информации, для которой ещё нужно созреть и дорасти и которая сама решает, когда уже настал твой звёздный час принять её в себя и познать.
Или же он просто ездил ей по мозгам и нёс всю эту хрень лишь с одной единственной целью — постебаться. Либо того хуже — отвлечь внимание до поры до времени. Чтобы она немного успокоилась и перестала накачивать себя дурными мыслями.
Но опять же. Судя по тому, что он творил в регистрационном зале, его совершенно не беспокоило моральное состояние выбранной им жертвы. Точнее, он наслаждался тем, что доводил ту до полной шоковой парализации. Что же вдруг изменилось теперь?
— Надеюсь, эта информация не связана с каким-нибудь глубоким вмешательством в моё тело?
Очередной голливудский оскал от мистера Хантера подтвердил наличие у этого жуткого типа весьма гибкого и неплохо прокачанного аналитического мышления.
— Какая интересная аналогия столь древнейшему в мире понятию. Лично мне понравилось. Надо будет обязательно взять на вооружение.
Только Мии от этого весело и легче совершенно не стало.
— Значит, вы также не скажете, куда меня сейчас везёте и… что будете там со мной делать?
— В этом плане пока рассказывать нечего. И я не всегда могу с максимальной точностью предугадать все свои дальнейшие действия. Как правило, я люблю импровизировать… если ты ещё не догадалась.
— Но для чего-то вы меня… забрали себе. Что-то вы делаете с теми, кого присваиваете.
Желала ли она действительно знать, что подобный человек (и человек ли?) творит в своём зверином логове со всеми своими жертвами? И да, и нет. С одной стороны всё же хотелось быть готовой к разному роду неожиданностям, а вот с другой… Спрашивать или просить его сейчас не делать ей больно, наверное, сродни тому, как требовать ответов на другие сводившие её с ума вопросы.
Хантер чуть прищурил ложно пьяные глаза, намеренно медля с ответом и окидывая сидящую перед ним девушку поверхностно изучающим взглядом. И, похоже, его полностью удовлетворяло то, что он увидел, утверждаясь в своих ранее сделанных выводах, что она — то, что нужно. То, что нужно именно ему.
И, конечно, Мии не понравился его взгляд, от которого её тело охватывали ментоловые мурашки, вымораживающие кожный покров до полного онемения, а внутренности, и без того стянутые в тугой пульсирующий жгут, начинало скручивать ещё сильнее, болезненнее и ощутимее.
— Уверен, на этот счёт у тебя достаточно и собственного не в меру бурного воображения, крошка. Так что остановимся пока на этом. Тем более, что я очень люблю делать большие сюрпризы и обманывать чужие ожидания. Ты и представить себе не можешь, как выглядят люди в те моменты, когда осознают, что все их ожидания оказываются всего лишь смехотворным пшиком. А какой спектр непередаваемых эмоций они при этом испытывают…
Он ведь не намекал сейчас на то, что то, что Мия уже успела до этого здесь пережить — всего лишь цветочки? Хотя, почему намекал? Скорее, так оно и было. Просто он не привык говорить всё прямо в лоб, как есть. Это ведь его правила игры, и только ему решать, кому о них рассказывать. К тому же, они никогда не использовались одинаково для всех без исключения и явно менялись прямо на ходу, от желания своего чокнутого автора.
1.7
— Мы что… едем к той башне? — она так и не поняла, почему вдруг это решила, поскольку любые её выводы с предположениями могли потерпеть полный крах в любой момент.
Но проделали они к центру города уже довольно немаленький путь, а сама «Вавилонская» башня за всё это время своих изначальных очертаний и форм так и не поменяла. Точнее, при приближении к ней становилась всё больше, чётче и ужасающей. Ведь её не могли построить в мире Мии простые люди. Она даже не представляла, сколько вообще должно было уйти времени на подобное строение. Десятки или, вообще сотни лет? Это не просто башня, а целый надземный город, где на каждом этаже могло разместиться нереальное количество людей. А считать сами этажи, которые не выглядели идеально ровными рядами, как в зданиях из мира Мии, было бы так же бессмысленно, как попытаться пересчитать песчинки на берегу морского пляжа.
Да и окружавшие башню постройки, тоже мало чем походили на привычные глазу девушки небоскрёбы и здания с теми или иными архитектурными отличиями и стилями. Здешние стили, скорее, вызывали глубокий шок и нескрываемое недоумение, поскольку не были ни на что похожи и, казалось, буквально выросли из бетона, чёрного железа и чёрного стекла, как фантастические растения-чудовища из особенной почвы. Ведь у них не имелось идеальной геометрической формы, а их углы, уровни и окна — не являлись зеркальным повторением своих нижних, верхних или боковых соседей.
Дороги, к слову, по которым они всё это время ехали, тоже выглядели довольно странно и неестественно, и чаще представляли из себя многоярусные эстакады из очень тёмного (почти чёрного) бетона. Заблудиться здесь ничего не знающему туристу — дело нескольких шагов. А уж что-то найти или где-то спрятаться, не имея представления, какие тут живут люди и чем занимаются в обычные будние дни, наверное, сродни тому, как попытаться найти безопасное место в парке Юрского периода.