Я абсолютно верю очень учёной женщине. У неё железная логика, знание законов психологии, и всё расставляется по своим местам. Неужели с помощью науки удастся помочь Тане? А почему бы и нет?

Психолог помешивает ложечкой чай, хотя пьёт его без сахара. Студит, наверное.

Она права: Таня добрая девочка, она готова дарить свою дружбу и доброту. Кому? Вот здесь беда – ей всё равно.

И никто из класса не чувствует, что именно ему. И значит, никому. Как письмо без адреса. Уже не имеет значения, какие прекрасные слова в нём написаны. Я спрашиваю:

– А как же её собственная человеческая ценность? Она умная, у неё фантазия, юмор. Почему же это не привлекает их? Допустим, Таня не умеет выбрать из всех кого-то одного, не решается. Предположим. Но почему же её никто не выберет? Она же хорошая девочка, богатая натура.

– Вот здесь другая причина, тоже очень важная. Привлекательное, ценное, у таких, как Таня, хорошо спрятано. Бывают люди открытые, прозрачные. А она человек закрытый, верно? Люда, например, открытая. Пусть не такая богатая, зато понятная другим. И Лариса тоже. Оля – ещё больше. Оля любит и умеет показать себя, она легко демонстрирует то, что считает в себе лучшим. В психологии мы называем это демонстративностью. С такими людьми легко войти в контакт. А Таня вся скрыта в самой себе. Что ребята видят в Тане? Что она ходит понурая. Что никто с ней не водится. Что она несёт чужой портфель. Это видно любому, это на виду. А её умные мысли, яркие фантазии – они скрыты. Таня их никому не предъявляет, оставляет при себе. Окружающие про это не знают, Таня не умеет себя показать, а ребята и не стремятся её разгадывать – это трудно, да и в голову никому не приходит.

И опять самая учёная женщина права. Абсолютно всё так и есть. Откуда Оле, Люде или Максиму или Серёже знать, о чём думает, что чувствует новенькая девочка Таня? Молчит, держится замкнуто. Она ждёт, стоя в сторонке, что они заинтересуются ею. А им, чтобы заинтересоваться, надо, чтобы она сначала чем-то привлекла их, приманила, что ли. Тогда они, может быть, и подошли бы к ней. И то ещё вопрос, может, и подошли бы, а может, и нет. Им и без Тани живётся неплохо, они-то не одиноки.

– Вот вам две главные причины Таниных трудностей, – говорит учёный-психолог. – А есть ещё третья причина Таниного одиночества. Это её неуверенность в себе. Таня заранее боится, что её оттолкнут. Откажется бежать за пирожками – отвергнут навсегда. Не станет поддакивать – высмеют. Боится отказаться от навязанного и не смеет, не решается предлагать людям своё. Думает: вдруг им неинтересно? Вдруг они не поймут? И это не высокомерие, нет. Если бы Таня смотрела на людей сверху вниз, было бы вполне естественно, что они её не любят. Нет, она смотрит на других ребят как бы снизу вверх и от этого проигрывает. Она думает примерно так: «Мало ли что я считаю интересным. А вдруг только мне одной это и нужно? И никому это не надо? Мне кажется важным, а им покажется странным, глупым. И я покажусь им странной, чудачкой». Вот почему она никому не расскажет про своих гномов. И не отдаст Максиму стихи – не решится. И не раскроет своего восторга по поводу прочитанной книги – а вдруг над ней посмеются! Высокомерный человек думает обычно так: меня интересуют книги, или музыка, или природа, а им, остальным, это не по уму. Но если ты так думаешь о других, то и сиди один – ты никому не нужен и тебе никто не нужен. Но Таня другая, она себя оценивает не высоко, уверенности в себе нет. А неуверенность рождает у других ребят небрежность в отношении к Тане. Несправедливо? Может быть. Но они тоже не виноваты: нет точек соприкосновения. Таня как бы окружена туманом, её трудно рассмотреть. Сквозь этот туман не видно её духовного богатства.

Я слушаю с большим интересом и большой грустью. Значит, одиночество хорошего человека непреодолимо? Причины веские, никто не виноват, а человеку-то жить плохо.

Психолог тоже огорчается – для неё это всё не сухие научные истины, она видит за этим живую девочку Таню и сочувствует ей. Характер у Тани трудный, прежде всего для самой Тани. Она тянется к людям, но видит их только через себя, не умеет встать на их точку зрения. Если бы она могла увидеть себя их глазами, это сразу приблизило бы её к ним. Но этого она не может, вообще люди с таким характером не умеют посмотреть на себя со стороны.

Очень учёная женщина говорит всё абсолютно верно. Она до тонкости знает не саму Таню, а такой тип человека, такой характер. Психолог абсолютно точно видит, в чём трудности Таниных отношений с ребятами. Она видит, я вижу. А помочь девочке – чем мы можем?

Самый умный учёный моет чашки. Какой бы ни была ты учёной женщиной, а после чая приходится мыть посуду.

Мне пора уходить, за окнами поздняя ночь.

Конечно, ясности стало больше, наука есть наука. И как хорошо, что специальная наука занимается духовной жизнью человека. Я так благодарна учёной женщине. И всё-таки – как жить девочке, которая всегда одна? Как сделать, чтобы другие люди поняли её и оценили то хорошее, что в ней есть?

Почему возникло непонимание – мы разобрали, как разбирают часы – сюда пружинки, сюда колесики, сюда винтики. Это психологи умеют. А что делать дальше? Делать-то с этим что?

Спрашиваю. А умная женщина смотрит с грустью. Этого она не знает. Даже она не знает…

Впрочем, на прощание, уже провожая меня к лифту, она говорит одну вещь, которая вселяет в меня надежду. Конечно, это не рецепт, и нет никаких гарантий. Человек всё же не часы – посложнее его механизмы. И всё-таки. А какую мысль высказала напоследок учёная женщина, об этом я расскажу чуть позже. С такими тонкими вещами спешить никак нельзя.

Оля нырнула в круглое окошко и пропала. Лариса слышала, как стукнули о деревянный пол ноги – это Оля спрыгнула внутрь дощатого чердачка. А потом не было слышно ни звука.

Девочки стояли, задрав головы. Белели в темноте пятна краски на шаткой лестнице, чёрным кругом выделялось над крышей гаража окошко. И всё. Ларисе показалось, что они так ждали очень долго. Хотелось закричать и броситься бежать туда, где светло и ходят люди.

– Оля! – не выдержала Оксана. – Ты где?

Лариса тоже позвала:

– Оля! Страшно же!

Тишина. Потом странный свет в круглом окошке, кружится тень шапки с помпоном, Олиной шапки. И – ни звука. Долго-долго стояли девочки и ждали. А может быть, только казалось, что долго. Может быть, прошло всего пять минут. Этого Лариса не знала. Она знала только, что такого страха не переживала ещё никогда в жизни. И знала, что ни за что больше не пойдёт в такие опасные безлюдные места. Оля не станет водиться с ней? Пусть! Лучше пусть не водится, пусть подговаривает против неё девчонок, пусть с ней никто во всём классе не разговаривает. Пусть. Всё она готова перенести, только не этот ледяной страх, который заползает под куртку, морозит спину и затылок. Оксана пускай как хочет, а Лариса сейчас кинется прочь отсюда, туда, где ходят прохожие, ездят машины, светят светофоры. А потом – домой, к маме, к папе, к тёплому пледу, к чаю из белой чашки.