Мистер Чарльз Блантвилл показался ей наиболее подходящим для этой миссии человеком, хотя ей и стоило немалых трудов убедить его. Несмотря на свою дурную репутацию, Блантвилл был рачительным хозяином, успешным в делах, и при этом сохранял добродушие и веселость, за что его любили дети, слуги и собаки.

Другая девочка, Оливия Тармонт, после череды трагедий в собственной семье осталась единственной наследницей поместья и состояния своей бабушки, но испытывала непомерный ужас при мысли о возвращении домой. Она избежала опасностей благодаря миссис Мидлхем, как называла себя в Кромберри мать Полин. С Полин Оливия не готова была расстаться и на полчаса, ведь у нее никогда не было подруги. И самым лучшим способом позабыть обо всех кошмарах, случившихся в ее жизни, был отъезд в пансион. Место, где бесконечные уроки и шумная компания других девочек быстро отвлекут ее от страхов и сожалений.

Чарльз Блантвилл исполнил все желания своей бывшей жены. Полин провела с умирающей матерью несколько остававшихся ей недель. В начале сентября миссис Мидлхем тихо скончалась в его доме, а три недели спустя безутешная Полин и впервые в жизни пытавшаяся стать чьей-то опорой Оливия уехали в пансион.

Миссис Лофтли часто говорила о девочках, бедняжках-сиротках, как она их называла, как и многие другие люди, горожане и сквайры из окрестных поместий, которые еще не насытились сплетнями о бедах Тармонтов и Блантвиллов. Но мало кто в Кромберри всерьез задумывался, что умершая женщина была не только матерью Полин и гувернанткой Оливии. Она доводилась матерью и Лоренсу Блантвиллу.

Сейчас Кэти внезапно поняла, что Лоренс тоже осиротел и должен бы тосковать и не появляться в обществе, соблюдая траур. Но ни старший, ни младший Блантвиллы не позволяли жалеть себя, не делали вид, что пережили трагедию. Лори, должно быть, плохо помнил свою мать, а его отец похоронил уже вторую жену и не собирался впадать в отчаяние из-за смерти первой.

Что должен был почувствовать ребенок, брошенный матерью в семилетнем возрасте, выросший без ее заботы и ласки, когда его мать внезапно возвратилась, больная, постаревшая, да еще и с другим ребенком, судьбой которого только и заняты теперь ее мысли?

Нашла ли миссис Мидлхем перед смертью хоть несколько слов для своего старшего и покинутого сына? Писала ли она ему когда-нибудь? Думала о том, кто рассказывает ему сказку на ночь и отгоняет злых фейри от его постели? Ни на один из этих вопросов не было ответов ни у кого, кроме самих Блантвиллов. Как видно, они, при всей своей внешней открытости, умели тщательно охранять семейные секреты. Как и многие в округе, надо заметить…

Впрочем, Лори уже взрослый мужчина и должен вести себя подобающим образом, даже если в его доме вместо одной непоседливой сестры оказалось сразу три в большей или меньшей степени своенравных девицы.

Судья Хоуксли сообщил миссис Дримлейн, а она уже поделилась с Кэтрин тем немногим, что постепенно стало известно всему Кромберри.

Дафна Блантвилл восприняла появление Полин и Оливии как дар небесный, у нее впервые появились подруги-ровесницы, хоть и уступавшие ей в живости, но в будущем обещавшие эту живость приобрести. Надо только подождать, пока они справятся с болью от утраты миссис Мидлхем и от всех других своих потерь.

Единственное, на что не была готова Даффи ради новых подруг, это поехать с девочками в пансион. Она уже однажды побывала там, и через шесть дней директриса попросила мистера Блантвилла забрать дочь и больше никогда не насылать проклятие в виде мисс Блантвилл ни на один другой пансион в стране. Разве только отправить ее на материк, кто же в здравом уме будет жалеть французов?

Лоренс продолжал болтать с присущей ему остроумной легкостью, и Кэтрин мало-помалу смогла расслабиться. Она чувствовала на себе недовольные и завистливые взгляды некоторых дам и девиц, считавших ее общество неподходящим для младшего Блантвилла. И мысль о том, что он ведь сидит тут, болтает с ней уже почти полчаса, была для Кэти удивительно приятной. Пусть завидуют! Это означает, что у нее есть что-то, чего нет у этих леди. Ее способность к живописи. И она охотно исполнит просьбу молодого Блантвилла, как бы она ни переживала, что замысел может не удаться.

Кэтрин улыбнулась и встала со своего сундука. Пора было заняться чашками, а о портрете мисс Блантвилл она подумает вечером, даже попробует набросать по памяти черты девочки, которую раза два или три видела в церкви и на улицах Кромберри.

Внезапные звуки отвлекли ее от приятных мыслей. Похоже, за стеной, в маленькой комнате, где миссис Роуленд готовилась к своему триумфу, кто-то ссорился. Повинуясь любопытству, Кэти отошла от столика с сервизом и приблизилась к стене. Голос миссис Роуленд она узнала тотчас же, хотя он и был искажен разделяющей комнаты стеной и в не меньшей степени одолевавшим эту почтенную даму гневом.

– Как вы смеете обращаться ко мне с подобным требованием? Клеветать на мою семью, жалкое вы отродье? Убирайтесь прочь, пока я не позвала констебля!

«Подумать только, она кричит на кого-то! Кто же заслужил ее гнев? Наверное, кто-то из бедняков явился попросить у нее денег, узнав в городе, что она приехала в Кромберри, чтобы научить нас помогать ближним. Хорошо же она обходится с теми, кому должна спасать жизни!» – Кэтрин даже не надо было прижиматься к стене ухом, так громко бранилась достойная леди, хотя Кэти все же ненадолго сделала это, чтоб расслышать собеседника миссис Роуленд. Но тот, на кого должна была пасть кара небесная, говорил так тихо, что вместо слов Кэтрин слышала лишь неясный шелест. Девушке надо было вернуться к чашкам, у нее оставалось не так уж много времени, чтобы покончить с поручениями мисс Фридделл. Но Кэти продолжала прислушиваться.

– Уж вам ли не знать, кому она его отдала? – вновь закричала миссис Роуленд, очевидно, не подозревая или не заботясь о том, что ее кто-то может услышать. – Будь он у меня, я тотчас вручила бы его своему брату!

Нет, непохоже, чтобы миссис Роуленд разговаривала с какой-нибудь бедной вдовой или умирающим от угольной пыли трубочистом. Речь шла о чем-то, непонятном Кэтрин, но, несомненно, важном для собеседников.

Девушка замерла, не зная, что ей делать: зашуметь и прервать ссору или же собрать посуду и удалиться как можно тише, выказав себя воспитанной девушкой. Пока она не могла решиться, миссис Роуленд снова закричала после паузы, во время которой, вероятно, услышала ответ на свою реплику.

– Что-о? Подделка? Ваши обвинения просто смехотворны! Ее там не оказалось, потому что она никогда не существовала! Вы бесстыдно лжете, и я могу только повторить вам – убирайтесь! Что это…

Церковные колокола, отбивавшие полдень, заставили Кэтрин испуганно подскочить на месте. Хорошо еще, она не сбила столик с чайным сервизом. Мисс Фридделл никогда не простила бы ей этого преступления.

Один из колоколов издал дребезжащий звук, и Кэтрин подумала, что преподобный Фридделл наверняка будет просить свою паству сделать особое пожертвование на починку или замену колокола. Миссис Лофтли сетовала, что на ремонт приходского дома горожанам пришлось жертвовать несколько месяцев подряд прежде, чем работы будут закончены. Но в этом году рождественский благотворительный бал будет проводиться здесь, а не в гостинице дядюшки Томаса. Тетушка Мэриан после прошлогоднего бала больше не хотела устраивать его в «Охотниках и свинье», а зал при ратуше до сих пор не приобрел новую крышу, разрушенную пожаром. Жертвовать на два таких больших здания одновременно жители Кромберри не были готовы.