Она только что пообедала. Несмотря на обилие кафе и закусочных в районе Сенной площади, нормально перекусить было негде. Возможность отравиться преобладала над возможностью утолить голод за сравнительно небольшие деньги. Все офисные и учрежденческие работники таскали с собой контейнеры с домашней едой. Аптечные сотрудницы мало чем отличались от офисных, к тому же перерывы на обед были регламентированы, поэтому очереди в аптеке в середине дня оказывались грандиознее и скандальнее, чем утром и вечером.

— Чего там? — пробурчала заведующая аптекой.

Она только что начала готовить чайную церемонию, что в условиях тесного пространства сделать не так-то просто и занимало много времени. На столе, заваленном бумагами-счетами, стояло блюдечко с домашней выпечкой.

— Опять ЭТА чудит!

В том, что ЭТА снова чудит, никаких сомнений не было. Гул возмущения перекатился по полу и заклокотал под потолком. Заведующая тихо вздохнула. В аптеках не хватает толковых провизоров, вечная кадровая текучка выедает половину аптечного коллектива, но и с ЭТОЙ придётся расстаться. Прямо сейчас! Заведующая взглянула на закипающий чайник и прищурилась. Расставаться, так с музыкой. Никто не знает, как получилось, но в аптеке собрались одни блондинки, все светленькие и ни одной тёмненькой: ни брюнетки, ни шатенки. Молоденьких тоже не было. Немного странно было наблюдать за передвижениями полных, худых и среднего телосложения белокурых женщин. Размеренно и неторопливо, словно прощаясь с жизнью, блондинки подбирали лекарства для страждущих сограждан. Или уже простились.

Заведующая медленно кивнула женщине с мелкими блондинистыми кудряшками, та не спеша выдвинулась из тесного помещения, подошла к ЭТОЙ и что-то прошептала. Они долго препирались. Гул возмущения вновь выкатился на Московский проспект, нарастая и захватывая в свой ареал как можно больше народу. Старичок клонился книзу, его сгибал надвое предстоящий обморок. Наконец, ЭТА встала и, гордо тряхнув головой с тонкими прядями, прошествовала на «Голгофу». Она уже знала, что её уволят. Прямо сейчас. Так и случилось. Заведующая, трясущимися руками отодвинув блюдечко с выпечкой, подписывала приказ об увольнении. Всё произошло без слов, будто обе женщины долго готовились к акту прощания.

— Нинель Петровна! — со вздохом произнесла заведующая и многозначительно замолчала, словно мысленно продолжила диалог с бывшей уже сотрудницей аптеки.

— Вы ещё пожалеете! — крикнула ЭТА и, двинув рукой, задела блюдечко с пирожками, которое немедленно брякнулось со стола.

На полу выпечка выглядела совсем непрезентабельно. Растоптанный и униженный кусочек дрожжевого теста с черникой на сахаре. Заведующая проводила взглядом любимое лакомство. Что ж, пусть будет так. Ведь это не просто кусок пирога, это тяжёлый удар по талии и провокатор диабета. А ещё печень и поджелудочная. Всё равно жалко. Заведующая промолчала. Она знала, что отвечать нельзя. ЭТА непременно использует диалог против всех. Тогда придётся закрыть аптеку до утра. Работать она не даст. Не дождавшись выпада со стороны заведующей, Нинель Петровна слегка скукожилась и стала похожа на усохшую мумию.

— Ещё пожалеете, — прошипела она, наступая каблуком на черничный пирог.

И давила его, давила, словно под каблуком корчилась гадюка. Затем схватила трудовую книжку и выскочила в зал, где уже никого не было. Люди разошлись. Старичку выдали анаферон, и он отправился восвояси, что-то тихо шепча и чему-то удивляясь. Возмущения больше не было. Оно побушевало и притихло, притаившись в углу, с правой стороны от входной двери. Там не совсем комфортно, зато не дует и можно спокойно спать во вполне приемлемых условиях в ожидании очередного скандала.

* * *

Отмытая и накормленная Алина лежала на диване, укутанная двумя пледами, третий лежал на полу — на всякий случай, для надёжности: вдруг доченька замёрзнет. Елена Валентиновна сидела на кухне и разговаривала сама с собой. Алина прислушалась.

— Где это видано, чтобы ребёнок сутками пропадал на работе. Что это за работа такая? Там мужчин нет, что ли? Сумасшедшая Алинка, ты зачем выбрала эту профессию? Шла бы лучше в адвокаты, там говорят, денег куры не клюют, клиентов море, и все за всё платят. Бери — не хочу!

— Мам!

Нет, мать не слышит, продолжает ворчать. Алина попыталась крикнуть ещё раз, но голос ослабел. Это от усталости. Да, от такой работы не только голос пропадёт — вообще себя потеряешь и никогда не найдёшь. Ведь трое суток до дома добиралась. Как хорошо под пледом. Как хорошо дома. Говорят, британские учёные провели исследования и пришли к выводу, что тот, кто не ходит на работу и валяется под пледом, будет жить вечно. Ему не страшны старость и болезни. Любая смерть обойдёт стороной. На ком британские учёные опыты проводили? Интересно бы узнать.

— Мам! — С третьей попытки удалось докричаться до матери.

— Чего тебе? — озлилась Елена Валентиновна, возникая в дверях.

— Мам, а мне никто не звонил? Ты телефон зарядила?

Елена Валентиновна беззвучно открыла рот, так как все слова у неё закончились. Она онемела. Алина покосилась на мать, и поняла, что это надолго. Сейчас Елена Валентиновна соберётся с духом и выдаст такую гирлянду слов, что уши отвалятся.

— Мам, заряди телефон, пожалуйста. Вдруг мне позвонят.

— Лежи уж, не морочь мне голову!

И снова зажурчало ворчание, полилась вода, послышались звонки. Алина прислушалась. Нет, мать с кем-то из подруг разговаривает — судя по тону, на дочь жалуется. Старые песни о главном. Денег в доме не хватает. Надо делать ремонт в квартире, а не с чего: дочь всю зарплату на туфли спустила. Можно подумать, ремонт квартиры обойдётся в стоимость туфелек. Сквозь шумы и шипенье послышался телефонный звонок. Алина прислушалась. Сотовый! Это с работы. Она вскочила с дивана и помчалась в кухню.

— Мам, дай телефон! Прошу тебя!

— Не дам! Ты умрёшь на этой работе. Посмотри на себя — кожа да кости.

Недрогнувшей рукой Алина взяла телефон из рук матери:

— Не волнуйся, ничего со мной не случится.

— Да, Виктор Алексеевич! Вызывают? Всех?

Алина бросилась одеваться. Елена Валентиновна молча наблюдала за происходящим. Затем опомнилась и сказала ледяным тоном:

— Надеюсь, новые туфли ты не наденешь?

— Нет, Пуня, нет! Где мои старые кроссовки?

— На антресолях.

— Достань, пожалуйста! Я опаздываю.

Елена Валентиновна знала, что сейчас лучше не спорить с Алиной. Она уйдёт. В дождь, бурю, мороз, в пургу и метель. Сейчас ей даже ядерная война не страшна. Такая уродилась. В отца. Она же дочь главного инженера.

— Как дальше жить собираешься?

— Мама, что ты имеешь в виду?

— С таким характером, как у тебя, только в полиции служить!

— Мамочка, любимая! Ты