Клёфвенхьельм издал грохочущий звук, который, только отразившись эхом в десятый раз, показался похожим на смех. По-видимому, между орденами существовала вражда.

— Входите же, комиссар.

— Благодарю, — ответил Йельм, и не подумав поправить хранителя. В этих обстоятельствах даже мнимое повышение в звании могло сыграть свою роль.

Они стали спускаться вниз по длинной винтовой лестнице. На толстых каменных стенах патина влаги, а потолок такой низкий, что идущий впереди рослый Клёфвенхьельм, казалось, складывался пополам. То тут, то там виднелись влагоустойчивые факелы. Наконец они пришли в малюсенькую комнату, по стенам которой распростерлись несколько боевых щитов; заднюю стену помещения украшал плотный, похожий на бархатный, занавес, а в центре стоял огромный дубовый стол. На столе были две сырницы с крышками-колпаками; ряды капелек то возникали, то исчезали на их запотевшей непрозрачной пластиковой поверхности. Клёфвенхьельм поднял один из колпаков и вытащил маленький суперсовременный ноутбук, выглядевший здесь чудесным анахронизмом. Он поставил его на стол.

— Я исхожу из того, что вы наверняка захотите свериться с нашим реестром, — прогремел хранитель. Тот голос, который наверху, при слабом освещении, казался явно неуместным, здесь прекрасно вписывался в обстановку. — Прошу садиться, господин интендант.

«С этакой любезностью я скоро стану начальником полицейского управления», — подумал Йельм и сел на маленький стул напротив хранителя.

— Ваши предположения совершенно обоснованны, — льстиво начал Йельм. — Дело действительно касается двух членов вашего ордена. Несколько дней назад оба они были убиты.

Клёфвенхьельм не выказал потрясения, лишь задумчивость. Он поправил воротник светло-лиловой мантии.

— Братья ордена Мимира обыкновенно принадлежат к определенному классу общества, и насильственная смерть здесь — явление из ряда вон выходящее. Вы уверены, что убийства связаны с орденом Мимира?

— Отнюдь. Мы проводим расследование повсюду, где предполагаем наличие связей между жертвами, в первую очередь для того, дабы не допустить смертей в дальнейшем. Одна из таких связей — членство убиых в этом эксклюзивном ордене.

— Понимаю. О ком именно идет речь?

— Господин хранитель не читает газет?

— Не читает, и уже довольно давно, — ответил Клёфвенхьельм. — Чтобы иметь возможность отдавать службе ордену все свое время, я не только уволился с работы, но и отстранился от всего того во внешнем мире, что казалось мне омерзительным. В определенном возрасте это можно себе позволить.

— И при определенном финансовом статусе.

— Разумеется, — нейтрально отозвался Клёфвенхьельм.

— Сколько в ордене Мимира членов?

— Шестьдесят три, — ответил Клёфвенхьельм и добавил: — Это люди, прошедшие тщательный отбор. На сегодняшний день получается шестьдесят один, — поправился он.

— Верно, — откликнулся Йельм. — Вы лично знаете всех?

— Деятельность ордена имеет мало общего с личностями. Нас занимает надличностное и внеличностное. Поэтому во время исполнения ритуалов мы носим мантии, подобные той, что сейчас на мне, а также различные маски. Я редко вижу лица. Но сейчас мы касаемся тайн, которые принято скрывать.

— Святая секретов?

— Именно так, — кивнул Клёфвенхьельм, нимало не удивившись странному слову.

— Вот что меня интересует, — сказал Йельм. — Как совершенно непосвященного: почему принадлежность к ордену так привлекательна в определенных слоях общества?

— Я мог бы, идеализируя, ответить, что всех нас объединяет желание расширить сознание, открыть пути в неиспользуемые области души, но это не полностью соответствовало бы истине. Не могу закрыть глаза на то, что многие пороки мира проникли в наш орден вслед за нашими братьями: престижность, чувство избранности и превосходства, стремление завязать нужные контакты, свобода от женщин, зачастую наигранная любовь к традициям и ритуалам; орден Мимира восходит корнями к готицизму Гейера начала девятнадцатого века, о котором девяносто процентов членов ордена не имеют ни малейшего представления. Если бы я требовал от братьев той же чистоты и энтузиазма, как от себя самого, то я вынужден был бы проводить ритуалы в одиночестве. Что, возможно, не так уж и глупо, — Клёфвенхьельм еле слышно вздохнул и вновь зарокотал:

— Итак, как звали наших усопших братьев?

— Куно Даггфельдт и Бернард Странд-Юлен.

Пальцы хранителя ордена Мимира застучали по клавиатуре.

— Понимаю, — произнес он после некоторой паузы. — Но мы снова немного заходим за магическую грань молчания.

— Вы хотите сказать, что это касается вещей, скрытых покровом тайны?

— Во всяком случае, мы у порога этой тайны. Дайте мне подумать.

Давид Клёфвенхьельм взял долгую паузу.

— Нет, — произнес он наконец. — Помочь силам правопорядка в расследовании убийства, касающегося двух из братьев нашего ордена, важнее всего. Подойдите сюда, Йельм.

Йельм так и сделал. Теперь он видел экран ноутбука из-за плеча Клёфвенхьельма.

— Как видите, я прокручиваю список имен на экране относительно быстро, чтобы у вас не возникло искушения запомнить слишком многие из них. Иногда вы видите возле имени маленький значок — звездочку. Она присутствует и перед именами тех двоих, которых вы назвали. Вот Даггфельдт и Странд-Юлен. Оба отмечены звездочкой. Таких имен около десятка. Вы можете сесть, Йельм.

Йельм поступил, как ему было сказано. Он чувствовал себя школьником. Все карьерные знаки отличия оказались сметены.

— Говоря попросту, звездочка означает, что эти люди более не являются членами ордена Мимира.

— Вы имеете в виду, что они не уплатили ежегодный взнос?

Снова раздался оглушительный залп смеха.

— Это орден, мальчик мой, а не гольф-клуб. Нет, я поставил здесь звездочки совсем по другим причинам. Эти люди были избраны для того, чтобы создать малый орден внутри ордена Мимира, Орден Скидбладнира.[12]Грубо говоря, он функционирует как дочерний орден, самостоятельный, но во всем несущий ответственность перед материнским орденом. В нем задумывалось развивать определенные ритуальные идеи, которые не находили поддержки в ордене Мимира, то есть у меня, но которые все же кому-то хотелось практиковать. Хочу отметить, что при формировании этого ордена возникли существенные разногласия.

— Пересуды в коридорах?

— Здесь нет коридоров, а также нет пересудов. Если разногласия и возникают, то на личностном уровне, а он меня, как я уже говорил, не интересует.

— Помните ли вы, кто именно был инициатором отделения?

— Ко мне впервые обратились с этой идеей около полугода назад, на нас были надеты наши маски, мы только что закончили проводить очень сложную церемонию. Не помню, один или несколько человек начали этот разговор. Но я принял их предложение; в конце концов, у меня здесь не воспитательное учреждение. С административной точки зрения все это показалось мне совершенно приемлемым. Я рассчитывал со временем получить рапорт, касающийся этого шага и всего, с ним связанного, но так ничего и не дождался.