Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот именно.
Люди по имени Мираж знали, как определять местонахождение животных, как покидать свое тело во время транса и навещать находящихся далеко родственников. Один торговец по имени Джордж Нельсон знал индейцев, которые могли это делать, и написал о них еще в восемнадцатом веке.
Ландро ответил сбивчиво:
— Что, если старейшины — просто компания стариков, которые не умнее любого из нас… что, если…
— Они обычные пожилые люди, — перебил его Рэндалл. — Но они люди, которые узнали многое от своих стариков, понимаешь? Однажды у нас выдался голодный год, и большинство наших стариков отдали молодым свою пищу. То поколение умерло за нас, да? Так мы идем верным курсом. Прими их слова, если они кажутся тебе правильными.
— Но, возможно, они сами не знают…
— Перестань задавать тупые вопросы. Ты свихнешься, если продолжишь так думать. Позволь-ка лучше спросить тебя кое о чем. Что это за ребенок вообще был — этот Дасти?
— Не спрашивай меня об этом.
— Он не последняя причина твоей агонии, приятель. Каким он был? Кто знал этого мальчика лучше всех в вашей семье?
Ландро помолчал, а потом наконец ответил:
— Лароуз.
— Так что же Лароуз о нем знал?
— Забавный малыш. Любил приключения. У них двоих был целый пакет игрушек, которых они превратили в героев мультфильмов. Они были веселые. Это было легко понять, если вслушаться в то, что они придумывали. Дасти…
— Да, можешь произносить его имя, но прибавляй к нему «-ибан», так ты покажешь, что он находится в мире духов.
— Дасти-ибан любил рисовать. И рисовал хорошо. У нас есть несколько рисунков, которые он нам подарил.
— Что на них?
— Лошадь. Собака. Человек-паук.
Ландро произнес это, всхлипывая. Рэндалл дал ему некоторое время, чтобы успокоиться.
— Хватит лить слезы. Ты можешь плакать из-за малыша. Но нечего распускать нюни из-за собственной боли. Ты вносишь дурную энергию в свою семью. И мешаешь Лароузу делать добро семье Дасти-ибана. Когда ты плачешь, я слышу, как ты жалеешь о том, что сделал, но теперь с этим покончено. Ты был пьян, когда его застрелил?
Приношения потрескивали на раскаленных камнях.
— Нет.
— Точно не был навеселе?
— Нет.
— Не торчал?
— Нет.
— Мы учим наших людей отвыкать от этого дерьма. И сами не должны его употреблять. Вот почему я спросил.
Долгое время Рэндалл молчал.
— Ты хороший охотник. И стреляешь осторожно, — сказал Рэндалл. — Все знают, что ты знаток в этом деле и каждый год приносишь хорошую добычу. Поэтому мне нужно было спросить.
— Ладно, — отозвался Ландро.
— Просто я не полностью уверен.
— Чего там, — буркнул Ландро.
— Ты покончил с выпивкой?
— Да, — подтвердил Ландро.
— Колеса?
— И с ними тоже.
— Хорошо. Тебе нужно принять на веру, с Лароузом ты поступил правильно.
— А как насчет Эммалайн? — спросил Ландро.
— Нола — ее сестра.
— Только наполовину, — возразил Ландро.
— Сестер наполовину не бывает, — рассудил Рэндалл.
— Эммалайн не любит сестру.
— Она сама тебе сказала?
— Говорю, это так. А Нола не выносит Эммалайн. Так что нам теперь не удастся увидеть Лароуза. Думаю, мы предполагали, что нам можно будет встречаться. Ведь мальчики привыкли играть вместе, и все такое.
— Дайте им время разобраться, — посоветовал Рэндалл. — Дверь! Ой, я совсем забыл, что у нас нет привратника. Дверь! Я сейчас сам все сделаю.
Рэндалл отбросил брезент в сторону, а затем принес на вилах новые камни.
— Так много? — спросил Ландро, который едва не плавился.
— Ха-ха, — отозвался Рэндалл. — Устроим жаркую вечеринку. Я сварю тебя заживо.
И все равно даже после того, как Рэндалл едва не приготовил из него яйцо-пашот, в его душе не наступил мир. Ландро становилось все хуже и хуже. Он плакал, вспоминая, как тонкие ручонки Лароуза обнимали его за шею, осуждал себя за то, что сделал Лароуза своим тайным любимцем. Мальчуган занимал в его душе все больше места, оттесняя на второй план старшего брата. Кучи был серьезным, хмурым мальчиком, принимающим все близко к сердцу. В глубине души он был уязвлен, но вел себя так тихо, что никто не догадывался об этом.
— Почему ты все время молчишь? — как-то раз спросил его Ландро.
— Зачем говорить, когда Джозетт и так болтает без умолку?
Он был прав.
Эммалайн продолжала думать о том, что сказал отец Трэвис. Если бы она захотела, то, конечно, смогла бы забрать сына обратно. Но нет, она не станет связываться с системой соцобеспечения. Там, где любой документ запрашивают в трех экземплярах, может произойти что угодно. Нет, так не пойдет. Вместо того чтобы решиться на последний шаг, Эммалайн думала о том, что Нола потеряла сына, без конца вспоминала об ответственности мужа за смерть Дасти и предпочитала делать нечто иное. В последние несколько месяцев она понемногу выкраивала деньги, чтобы положить их на сберегательный счет Лароуза. Еще она вложила свою любовь в сшитое ею лоскутное одеяло, которое принесла в дом Равичей. Эммалайн отдала одеяло Ноле, которая поблагодарила ее, стоя у двери, сложила одеяло и положила его на самую высокую полку шкафа. Кроме того, каждую пару недель Эммалайн не могла удержаться от того, чтобы приготовить особый суп и обжарить хлеб, как любил ее сын. Она ставила их на порог дома Нолы или даже передавала ей в руки — через них Лароуз почувствует вкус ее любви. Нола все выбрасывала. Как раз перед Рождеством Эммалайн пришла с мокасинами. Оставила их в свертке с надписью «Лароуз». Нола положила мокасины в пластиковую коробку. Спрятанные, они ждали своего часа, и Нола боялась их — копченый запах мокасин обладал силой творить чудеса.
В тех случаях, когда Эммалайн появлялась с приношениями, она видела, что сестра все понимает. Когда Нола открывала дверь, ее улыбка была деланой и кривоватой. Иногда перед тем, как принять еду, руки Нолы сжимались и разжимались, выдавая душевную муку. То, как тщательно Нола выговаривала слово «спасибо», выдавало отчаяние, которое заставляло Эммалайн отворачиваться и идти прочь. В машине она засовывала руку в карман и прикасалась к листку бумаги, на котором было написано: «Можешь взять его обратно».
Однажды, оставив еду на крыльце Равичей, незадолго до Рождества, которое предстояло праздновать без Лароуза, она не смогла уехать. Эммалайн вылезла из пикапа и пошла обратно к их дому. Может, поговорить с Нолой? Попросить разрешения хоть мельком взглянуть на сына? Она постучала, но сестра не ответила. Эммалайн постучала громче, потом так сильно, что стало больно костяшкам пальцев. Она знала, что Нола где-то в доме с ее ребенком и делает вид, что не слышит стука.