Однако всего лишь два столетия спустя политика церкви в этих вопросах стала откровенно бесстыдной. В 601 году папа Григорий I писал, что он

«пришел к выводу, что храмы идолам этого народа (Англии) ни в коем случае нельзя разрушать. Идолы должны быть уничтожены, но сами храмы следует окропить святой водой, соорудить внутри них алтари и поместить туда святые мощи. Если эти храмы прочной постройки, их нужно очистить от поклонения демонам и поставить на службу истинному Господу. Мы надеемся, что люди, увидев, что их храм остался нетронутым, могут отречься от своих ошибок, с готовностью вернуться в привычное место, чтобы познать и принять истинного Бога. А поскольку они привыкли на этом месте приносить быков в жертву демонам, здесь должны устраиваться вместо этого другие торжественные празднества, такие как храмовый праздник и дни святых мучеников, чьи мощи хранятся в этом храме»[59].

В соответствии с этой политикой христианские церкви, аббатства и соборы обычно строились на месте языческих капищ. Языческие культы различных божеств и героев посредством святых мощей превращались в христианские культы святых и великомучеников. Языческая богиня-мать, которой поклонялись во многих местах, была попросту христианизирована – если можно так выразиться, окрещена – и подвергнута насильственной трансформации. Большинство разбросанных по всей Франции церквей Богоматери первоначально были посвящены другим богиням – например, Изис, как храм Девы Марии в Ле-Пьюи, а также Росмерте, покровительнице реки Маас, или Ардуине, богине Арденн[60]. Изменив их посвящение, церковь «очистила» и «освятила» храмы, посвященные этим женским божествам, адаптировав их к собственной богине-матери, Деве Марии.

Для крестьян, поклонявшихся этому месту, смена названия не имела особого значения – одна богиня-мать была не хуже другой. Они продолжали поклоняться тому же божеству, независимо от того как официальные власти называли ее. Такая ситуация была характерна для всей Европы. В Ирландии, например, языческая богиня-мать Бригитт, покровительница огня, просто соединилась с легендарной дочерью друида, женщиной, которая якобы обратилась в христианскую веру и основала религиозную общину. Таким образом, языческое божество, канонизированное под именем святой Бригитты, обрело духовную чистоту, и поклонение ему стало узаконенным.

Языческая магия, сохранилась не только в виде номинальной христианизации богов и священных мест, но и в ряде других форм. Можно привести пример романов, сюжет которых вращался вокруг так называемого Священного Грааля. Некоторые считают эти романы чисто христианскими. Грааль же описывается как исключительно христианская реликвия. К двенадцатому веку ситуация стала именно такой. Однако романы о Граале двенадцатого века являются продуктом крестовых походов и отражают процесс своеобразного скрещивания, то есть наложения иудаистско-христианского материала на гораздо более древние сказания кельтского происхождения. В этих древних легендах нет ничего христианского. Иногда их называют романами о «языческом Граале». Фигурирующий в них Грааль не имеет никакого отношения к Иисусу. Это волшебный котел, после купания в котором раненые исцелялись, а мертвые возвращались к жизни. А главным героем легенд о «языческом Граале» был не Персеваль, или Парцифаль, не Ланселот, или Галахед, а Гавейн, приключения которого связаны с восстановлением плодородия земли.

Этот же персонаж выступает в качестве главного героя другой легенды, основанной на материале той же эпохи, что и сказания о «языческом Граале». Эта легенда называется «Гавейн и Зеленый Рыцарь». Возникшая в самом сердце якобы христианской Европы, она представляет собой открытое описание дохристианской языческой магии. Зеленый Рыцарь – это изображение древнего кельтского бога растительности в виде средневекового рыцаря. Это божество можно считать северным эквивалентом Пана, которому подчиняется сезонный цикл, сев и сбор урожая, а также рождение, смерть и новое рождение года. Поэма отражает по-донкихотски тщетные попытки человека вмешаться в эти природные процессы – бесполезность его усилий, какими бы благочестивыми они ни были, изменить естественный ход событий.

Бог растительности «Гавейна и Зеленого Рыцаря» существовал и в других обличьях. В Англии, например, он многократно появлялся в образе так называемого Зеленого Человека, ненавязчиво вплетенного в украшающую церковь резьбу среди более привычных и традиционных христианских изображений. Зеленого Человека часто отождествляют с Охотником Херне, Цернунном и другими рогатыми божествами. Единственная разница состоит, по всей видимости, лишь в том, что Зеленый Человек имеет власть над растительным царством, а Охотник Херне и его сородичи – над животным. Тем не менее все они являются олицетворением естественного мира природы, из которого исключен человек – по мнению христиан, во благо, а по мнению язычников, во вред.

Возможно, самым ярким и известным изображением Зеленого Человека можно считать средневековый персонаж «Робина из Зеленого леса» – «Робина Весельчака» или Пака из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь». В елизаветинскую эпоху бывший бог растительности опустился до статуса волшебника, но его сила осталась прежней. Даже в шекспировской пьесе он выступает в качестве покровителя и ангела-хранителя плотской любви. В расширительном смысле – как птица с этим же названием – он ассоциируется с приходом весны, с обновленным плодородием мира.

В 1994 году в письме журналу «Таймс» один известный политик выражал недовольство по поводу якобы существующих планов сделать 1 Мая рабочим днем. Этот праздник, утверждал автор письма, уже давно превратился в традицию рабочего движения и поэтому пустил глубокие корни в сознании людей как очень важный день «для всех трудящихся». Учитывая эрудицию этого уважаемого джентльмена, можно сделать вывод о том, что он демонстрирует еще одну прискорбную черту политиков – склонность излагать отредактированную, урезанную и избирательно тенденциозную версию истории.

Задолго до того, как день 1 Мая стал священным днем рабочего класса и превратился в традицию международного социалистического движения, он имел особое – и совершенно иное – значение для массовой европейской культуры. В средневековой Англии, а также в других странах 1 мая был праздником изобилия, когда отмечался приход весны, наступление нового года и возвращение плодородия земли. Вспашка земли воспринималась как сексуальное действо, как форма языческой сексуальной магии. Поэтому для крестьян того времени 1 мая был Днем сексуальной свободы, днем необузданных оргий. Традиционное «майское дерево» приобретало откровенно фаллический смысл. Избранная «королева Мая» являлась почти не прикрытым воплощением богини-матери, поклонение которой было характерно для приверженцев черной магии и других дохристианских религий. Вместе с другими девушками деревни она направлялась в ближайший лес, где их ждал «Робин из Зеленого леса» со своими «славными товарищами» – а если точнее, то местный парень или землевладелец, одетый в наряд, призванный пробудить предвестника весны. В процессе следовавших за этим веселых игр «Робин» дарил девушкам их первый сексуальный опыт. В некоторых случаях он мог благословить соитие уже помолвленных пар. Через девять месяцев деревня собирала зимний урожай незаконнорожденных младенцев, которых называли «детьми Робина». Именно от этих обрядов ведут свою родословную такие фамилии, как Робинсон.