Минеев уже подумывал, как объяснить своему начальнику, что он лучше бы съездил один, но тут, на его несчастье, одна из дверей корпуса открылась, и… из неё вышла Анна Григорьевна! Игорь Юрьевич сразу подхватил её за руку и стал объяснять, что от работы в бухгалтерии он на сегодня её освобождает, потому что надо срочно съездить с молодым водителем (он кивнул на Минеева) в интернат, а тот не знает дороги. И Анна Григорьевна должна показать ему эту самую дорогу, а заодно она может навестить своего родственника. Анна Григорьевна тот час же оценила выгоду от такой поездки и стала на полчаса отпрашиваться, чтобы сбегать домой и взять там всё то, что она обычно возила сыну своего неразумного соседа: баночку вишнёвого варенья, припасенные конфеты, недавно связанные тёплые носки и что-то там ещё. Но Игорь Юрьевич даже скорее властно, чем строго остановил её речь, сказав, что полчаса ждать он не может, и что сегодня посещение мальчика ограничится одним только свиданием и устной беседой.

Вот так Минеев через двадцать минут уже выезжал за пределы города, везя в кузове хлеб для интернатовских детей и Анну Григорьевну в своей кабине. К его удивлению, она молчала, видимо строгий приказ начальства подействовал на неё наилучшим образом. И она, то ли обиделась (что с ней бывало крайне редко), то ли невольно подчинилась – Минееву это было неважно, поскольку всё его внимание занимало управление машиной. Ручка переключения коробки передач ходила немного туговато, и после легковушки, к которой он привык, и где всё было отлажено его собственными руками, его это несколько раздражало и напрягало. Всё остальное было довольно сносным, разумеется, кроме дороги. Машину периодически потряхивало и подбрасывало. Подбрасывало и их с Анной Григорьевной. Но что поделать – здесь предпринять какие-то меры Минеев был бессилен: ведь погодные условия не поддаются ремонту подобно карбюратору или системе охлаждения!

Дорога до интерната заняла у них всего два часа, так что до обеда оставалось ещё время, чтобы выгрузить из машины хлеб и отнести его в столовую. Анна Григорьевна вылезла из кабины первой (уж она-то здесь всё знала!) и направилась к центральному входу. «А столовая там, – она махнула рукой в противоположную сторону, – ты иди сразу туда, скажи, что хлеб прибыл». Минеев, отправившийся поначалу туда, куда показывала Анна Григорьевна, через несколько шагов остановился. «Всё равно ведь надо сначала директору доложить, что я хлеб привёз», – подумал он, поворачивая назад. Он поднялся по ступенькам и зашёл в ту же самую дверь, в которую зашла Анна Григорьевна. Зашёл – и растерялся. За этой входной дверью было ещё три двери, и в какую из них идти дальше, Минеев совершенно не знал, потому что ни на одной из дверей не было табличек. Потоптавшись немного, он направился к обитой тёмным старомодным дерматином широкой двери, решив, что именно за такой дверью и должно находиться начальство.

Постучавшись, он вошёл и попал, судя по всему, по правильному адресу: это была комната, в которой прямо от порога к столу вела красная дорожка. За столом, по мнению Минеева, должен был сидеть директор или кто-то ещё в этом роде. Однако место пустовало, и Минеев продолжил изучать комнату, стоя на месте. Первое, что ему бросилось в глаза – это огромный портрет Бориса Николаевича Ельцина, висевший прямо над столом. Портрет был настолько громоздким, что словно давил своими размерами. Да и Ельцин был немного не похожим на себя, как будто был не сфотографирован, а нарисован, причём не особо профессиональной рукой. Минеев удивился: почему над столом висел портрет Ельцина, когда Президент в стране уже был другой? Далее на стене, прямо рядом с портретом, висел плакат, на котором было написано что-то про пожарную безопасность. Стену напротив занимали две полки с книгами, рядом с которыми уместилась доска с объявлениями. И вообще этот кабинет так контрастировал с приёмной и кабинетом Игоря Юрьевича, что Минееву захотелось уйти из него. Но он не успел. Дверь позади него распахнулась, и через порог перешагнул невысокий гладко выбритый человек, с накинутым на плечи пальто.

– Это Вы хлеб привезли? – довольно приятным голосом спросил он.

– Ну да, – ответил Минеев, которому этот человек сразу же понравился. – Куда разгружать?

– Я Вам сейчас помощника дам, – сказал мужчина. – Потому что одному Вам будет тяжело работать. Но сначала Вам надо будет подписать кое-какие бумаги. Пройдёмте со мной.

И он повёл Минеева через кабинет, а там, в стене напротив, оказалась ещё одна дверь, которую Минеев сразу и не приметил. Они вышли через эту дверь и оказались на широкой лестнице с коваными перилами.

– Сейчас забежим к моему заму, – проговорил мужчина, – и всё, можно разгружать. Кстати, я не представился. Сан Саныч – и он подал Минееву руку.

– Алексей, – пожал руку Минеев, вспомнив Сан Саныча из училища и внутренне удивляясь тому, что такие разные люди могут носить одно и то же имя.

Сан Саныч меж тем открыл какую-то дверь и позвал своим приятным тенором: «Светлана! Светлана Сергевна, ты где?» И поскольку ему никто не ответил, он предложил Минееву: «Ты присядь пока, посиди, сейчас она вернётся. А я пока пойду тебе помощника поищу». И он исчез, так же быстро, как несколько минут назад появился в своём кабинете.

Минеев опять остался один, но изучить стены ему не позволила хлопнувшая за спиной дверь. «Это Вы водитель, который привёз хлеб?»– услышал он женский голос, показавшийся ему очень знакомым. Он обернулся и сначала даже удивился тому факту, что не только голос, но и лицо молодой женщины, стоявшей перед ним, показалось ему знакомым. Сперва Минеев не смог сообразить, кто это. Его глаза всё пробегали и пробегали по волнистым, тёмным волосам, знакомым ямочкам на щеках… Да что там волосы, щёки, глаза… Сам взгляд был таким знакомым… таким добрым…

И тут Минеев увидел… Нет, он это действительно раньше уже видел или ему показалось? Белый воротничок шёлковой блузки и такая гладкая нежная шея… Внезапно Минеева прострелило так, что он, как ему показалось, едва удержался на ногах. Он почувствовал, что сквозь него словно прошёл разряд электрического тока. Второй раз в жизни случилась с ним такая история, что он увидел себя будто бы со стороны, и почудилось ему, что когда-то давно он это всё уже видел. И совершенно внезапно и удивительно для Минеева где-то внизу живота, как несколько лет назад, у него защемило,