class="p1">Приехавшие ближе к полудню внуки, не сразу и сообразили, что произошло. Заглянув в маленькую комнату и найдя бабу Нюру, лежащую на кровати во внеурочный, как они посчитали, час, они решили, что она просто прикорнула после еды, и уже хотели, достав из чулана удочки, идти на рыбалку. На дворе была уже середина августа, каникулы подходили к концу, поэтому пацаны решили напоследок ещё раз сходить на озеро и посидеть на его берегу с удочками, раз уж они приехали на электричке в такую, как им думалось, далищу. Рыбаками, надо сказать, они были неважными, но их это особо не смущало: их куда больше занимал не итог рыбной ловли, а сам её процесс.

Однако Василий, который, по мнению тех же самых внуков, был котом абсолютно никчёмным, потому что «за всю свою жизнь не поймал наверное, ни одного мышà», так жалобно мяукал и так настойчиво показывал всем свои видом, что в бабы Нюриной комнате произошло что-то не то, что мальчишки зашли туда второй раз. А баба Нюра, как и прежде, лежала на своей старенькой кровати и… правда, словно бы уснула. И только на лице её светилась не виданная доселе улыбка, словно лежала она и видела какой-то очень хороший и приятный сон…

Щетинистый друг

Василий Иванович вышел на крыльцо дома и, прислонившись к деревянным перильцам, неспешно вытащил из-за уха «Беломорину». Но сразу не закурил. Оглядел привычным хозяйским взглядом палисадник, недавно поставленный забор, собачью будку, крышу которой он собственноручно покрыл толем, словно это было жильё человека, и уж потом рука нащупала в переднем кармане брюк коробок.

Сидя на ступеньках крыльца, задумался.

«Вот кому, скажи на милость, – обратился он в мыслях к неведомому собеседнику,– понадобилось делать из деревни город?»

Он грустно посмотрел на ветки сирени, росшей прямо у калитки. Сквозь них кроме пробивавшейся голубой небесной полосы и пустыря, соседствовавшего с частными домами с незапамятных времён, вдалеке были видны новостройки. «Вроде бы и строить начали совсем недавно, – продолжил Василий Иванович свой невесёлый монолог, только теперь он произнёс эти слова вполне отчётливо, – а надо же, ты погляди только, как напирают высотки-то. Скоро совсем нас со свету сживут…» Последнее время завелась у него какая-то странная привычка – высказывать мысли вслух. Если бы на Василия Ивановича в этот момент посмотрели со стороны, решили бы, что дед малость «не в себе», раз сам с собой беседы ведёт.

А Василий Иванович сидел и думал, попыхивая папироской, и в глазах его нарисовалась такая тоска, что находись с ним кто-нибудь рядом, его бы обязательно пожалели или хотя бы сочувственно похлопали по плечу…

Но рядом никого не было. Дочь Наталья была на работе, а Гришка – внук-пятиклассник, в школе. Василий Иванович привык проводить утренние часы в одиночестве, но оно, это одиночество, в какой-то степени его даже радовало. Оно было спокойным, умиротворяющим, позволяло немного побыть наедине с самим собой, чего никак нельзя было сказать о второй половине дня. Где-то ближе к обеду возвращался из школы Гришутка, как ласково звал его Василий Иванович, но приходил он чаще не один, а с двумя-тремя одноклассниками. Они затевали в доме разные игры, пуская при этом в ход всё, что попадало под руку и соответствовало неуёмной детской фантазии. Василий Иванович и тут не раздражался и не вмешивался: он любил внука, и ему совсем не мешали крики и гомон, без которых у ребятишек не проходила ни одна игра. И если некоторых Гришиных друзей воспитывали довольно строго и не разрешали брать для игр «взрослые» предметы, которые были нужны в хозяйстве, то Грише – наоборот – разрешалось брать в доме абсолютно любую вещь. Знали это и его друзья, частенько наведывавшиеся к нему после школьных занятий, и тогда беготне, шуму и возне, казалось, не было предела. Дом был большой, развернуться ребятне было где, вот они и чувствовали себя в гостях у Гриши довольно вольготно.

Было только одно место, куда Грише с друзьями можно было приходить только в компании Василия Ивановича, и этим святым местом был свинарник. Вообще, свинарником его можно было назвать с большим натягом, потому что с некоторых пор остался у Василия Ивановича один- единственный хряк. Вот раньше – да, это действительно был уж свинарник – так свинарник, да и не свинарник даже, а маленькая свиноферма! Свиней Василий Иванович разводил всю свою жизнь, и в закутках двора жило у него до десятка молодых хрюшек, которые регулярно приносили поросят. Те, правда, около своих мамаш задерживались недолго: желающих купить здорового упитанного поросёнка всегда находилось много. К нему даже из соседних деревень, бывало, приезжали за поросятами, потому что знали: если купить поросёночка «у Иваныча» – успех обеспечен. А обеспечен потому, что из упитанного и жизнерадостного поросёнка спустя какое-то время вырастет такая же здоровая и довольная свинка. Что и говорить, лёгкая рука была у Василия Ивановича на разведение розовых малышей свиной породы!

Хряка по имени Пиг Василий Иванович любил за спокойный нрав, за неприхотливость в питании и бытии (хотя порядок и чистота в его свинарнике всегда были отменными), в конце концов, просто за то, что тот был свиньёй! Он с детства привык помогать матери ухаживать за свиньями, можно сказать, что вырос вместе с ними, знал все повадки этих животных, которых, к слову сказать, очень часто несправедливо сравнивали с грязнулями. О, нет! – и это Василий Иванович – тогда ещё просто Вася – знал точно: свинья – это одно из самых чистоплотных животных. Бывали, конечно, случаи, когда свинки дружно залезали в образовавшуюся после дождя лужу, купались в ней, там же и играли! И тогда без улыбки смотреть на весёлые рожицы, вымазанные грязью, да ещё и довольно похрюкивающие, было совсем невозможно. И Вася смеялся до слёз, когда вылезшие из грязи животные, глядели на него крохотными хитрющими глазками, а затем принимались рыть землю позади дома своими рыльцами! Ну, а потом опять залезали в лужу и лежали в ней, находя в таком времяпровождении огромное удовольствие. Свои носы при этом они старались не мочить, и выходило так забавно смотреть ещё на одну картину: свиньи лежали в луже, и каждая при этом старалась прислонить голову к соседу (или соседке), и при этом были видны только «пятачки», на которых остались комки земли.

Ну, а потом наступало время «чистки». Подходя к забору, животные тёрлись своими боками об него с такой силой, что Васе приходилось нет-нет,