— Ты отстаивал Республику по велению своего сердца?

— Да.

— Ты хочешь бежать из неволи?

— Да.

Починщик сетей достал из-за пазухи небольшую потертую книгу.

— Готов ли ты поклясться на этой книге, что ты никогда не расскажешь того, что сейчас скажу тебе я, никому, кроме тех людей, которых назову тебя я сам? Что до меня, то мне было бы довольно и твоего слова, поскольку мы с тобою оба дворяне, но на кону стоит не только моя жизнь.

Лэндлесс коснулся книги губами.

— Клянусь, — молвил он.

Его собеседник придвинул к нему свое безмятежное белое лицо.

— Что бы ты был готов отдать, — торжественно вопросил он, — ради торжества того дела, за которое погиб твой отец?

— Мою жизнь, — отвечал Лэндлесс.

— Готов ли ты отдать ее и теперь?

— Такому дару была бы грош цена, — с горечью ответствовал Лэндлесс. — Да, я бы отдал ее, но наше дело мертво.

Починщик сетей покачал головой.

— Дело праведников не умирает, — сказал он и, помолчав, добавил. — Ты не из числа покорных рабов. Тебя не оставляет мысль о побеге.

— Да, я непременно сбегу, — медленно проговорил Лэндлесс. — И, если они догонят меня, не дамся живым.

Губы починщика сетей тронула грустная улыбка.

— Они догонят тебя, можешь не сомневаться. — Он еще больше подался вперед и коснулся Лэндлесса рукой. — А что, если я укажу тебе путь получше? — прошептал он.

— Какой путь?

— Тот, который принесет свободу и тебе, и твоим угнетенным братьям. Тот, на котором мы поднимем знамя Республики и сбросим иго Стюарта.

Лэндлесс воззрился на своего собеседника.

— С одной стороны убогая хижина, — сказал он, — затерянная среди глухих виргинских приливных болот, и двое рабов, один из коих калека, а другой каторжник, а с другой — Карл Стюарт на своем троне в Уайтхолле. Право же, друг мой, это безотрадное место повредило ваш рассудок.

Починщик сетей улыбнулся.

— Мой рассудок здрав, — возразил он, — так же здрав, как в тот день, когда я отдал свой голос за то, чтобы предать смерти отца молодого короля, ибо такова была печальная необходимость. И я не собираюсь потрясать Англию — я говорю о Виргинии.

— О Виргинии?

— Да, об этом прекрасном крае, о цветущем саду, о новой земле, в которой взойдут семена могучей нации, оплота справедливости и простого права, мудрой, воздержанной и храброй, в которой родится просвещенный народ, воистину служащий Богу, служащий без рабского следования обрядам, как это делают прелатисты и паписты, и без непотребного панибратства индепендентов. Народ, верный своим правителям, но пользующийся своим богоданным правом избирать тех, кто должен им править, народ, среди коего свобода будет ходить с открытым лицом и коему вновь явится Астрея[41], такой же свободный, как тот орел, которого я видел нынче утром и который взлетал все выше и выше, сильный и гордый, радуясь тому, что он поднимается в небеса.

— Вы говорите о демократической республике, — сухо сказал Лэндлесс.

— А почему бы и нет? — ответил починщик сетей, глядя на него горящими невидящими глазами. Мы мечтали о демократической республике десять лет назад: я, Вейн, Сидни, Мартен и многие другие, — но Оливер грубо пробудил нас от этих сладких снов. Тогда это происходило на берегах Темзы, и речь шла об Англии. Ныне же я мечтаю вновь, на берегах Чесапикского залива, и речь идет о Виргинии. Ты улыбаешься!

— А вы учли… я не знаю вашего имени сэр.

— Меня зовут Роберт Годвин.

— А учли ли вы, мастер Годвин, что виргинцы вовсе не желают, чтобы их земля стала демократической республикой, что они куда большие роялисты и прелатисты, чем их собратья в Англии, что в своей невероятной преданности королю они готовы переиродить Ирода?[42]

— Это верно лишь в отношении того класса, с коим тебе довелось общаться — в отношении хозяев плантаций и рабов. Но среди простых людей царит сильное недовольство, как и среди нонконформистов: пресвитериан, индепендентов, баптистов и даже среди квакеров, хотя они и утверждают, что не признают насилия. Для всех них Карл Стюарт суть тот самый фараон, сердце коего Бог ожесточил, а Уильям Беркли суть надсмотрщик, которого он поставил над народом.

— А как насчет остальных?

— Среди мелкого дворянства есть такие, кто был сторонником Республики и кто стонет и ропщет из-за потери должностей и немилости властей.

— И все они желают учреждения демократической республики?

— Они желают свержения роялистов и Уильяма Беркли. А затем придет черед республики.

— А когда эта горстка дворян-пуритан, несколько сотен нонконформистов и здешняя чернь осуществят этот проект, узурпировав власть, свергнув короля или его губернатора, что одно и то же — из устья Темзы явится пара королевских фрегатов, и их пушки разнесут вашу едва народившуюся республику в пыль.

— Не думаю. То есть фрегаты, разумеется, явятся, это несомненно, но что до исхода их прибытия в Виргинию, то, на мой взгляд, он будет иным. Они не застанут нас врасплох, как это в пятьдесят втором году случилось с Уильямом Беркли, когда военные корабли сюда прислала Английская республика. К тому же из-за острого недостатка в деньгах и угрозы войны с Голландией Карл Стюарт не сможет послать против нас неограниченное количество фрегатов. Более того, если Виргиния восстанет, ее примеру последует и пуританская Новая Англия, а на ее стороне выступят голландцы из Нового Амстердама[43].

— У вас богатая фантазия, — не без насмешки молвил Лэндлесс. — Полагаю, этот заговор вы замышляете вкупе с теми господами, о которых вы говорите?

— Нет, — ответил мастер Годвин с чуть заметной запинкой. — Нет, таких людей немного, и они разобщены. Более того, они могут замышлять заговоры в своей собственной среде, но никогда — вкупе с кабальным невольником.

— Стало быть, вы ведете дела с нонконформистами?

— Нонконформисты запуганы и даже помыслить не могут, что день избавления близок.

Лэндлесс засмеялся.

— Не хотите ли вы сказать, что вы и я — ибо вы, вероятно, рассчитываете на мое содействие — должны осуществить нечто вроде нашей собственной Прайдовой чистки?[44] Что мы должны изгнать и королевского губернатора, и членов верхней и нижней палат законодательной ассамблеи, и виргинское ополчение, что нам надлежит сбросить в залив и сэра Уильяма Беркли, и полковника Верни, и всех сверкающих золотыми галунами плантаторов, которые на днях обедали с ним?

И захватить колонию, как пираты захватывают корабль и, подняв над ней наш флаг — костыль и цепь с ядром на черном фоне, — провозгласить демократическую республику?

— Мы не одни.

— Ах да! Я совсем позабыл про нашего достопочтенного магглтонианина.

— Он всего лишь один из