Витя кинулся к двери, резко раскрыл ее, затянул Коровьева с котом внутрь и, дергая его за воротник и задыхаясь, стал умолять переобуваться быстрее. Непонимающий Адам не дождался объяснений, ведь врач убежал обратно на балкон. Он обхватил товарища руками, прижал к тебе и начал водить руками по голове, ожидая прихода решительно эмпатичного Адама. Струйки слез текли по рукам и розоватым как у ребенка щекам Саши, изо рта вырывались крики, а все тело дрожало, словно истязаемая гарпиями душа самоубийцы на седьмом кругу ада. Он схватился левой рукой за выпирающий подоконник, а правую не убирал от лица, словно стесняясь своих слез и паники.

— Что случилось, Вить, ты не объяснил? — Коровьев опустил взгляд на кричащего Булгакова и обнимающего его Базарова. — Черт…. Витя, что произошло?

— Если он променяет меня на этого чертового врача, я покончу с собой! — вырвалось изо рта Саши, он закинул голову наверх, раскидывая свои всхлипы по всему крошечному балкону.

— Нет, нет, нет. — Коровьев упал на колени рядом, поставил котенка на пол, так, что тот напугано замяукал, Адам отодвинул замешкавшегося Витю и притянул дрожащего товарища к себе. — Базаров, срочно сделай чай, возьми валерьянку- маленький шкафчик над плитой проверь, она там.

Перед глазами все расплывалось, и фигуру Саши и окна сменила другая картина из памяти Адама. Он в длинной футболке, с завязанными каштановыми волосами на затылке прижимал к себе холодное недвижимое тело, сидя на коленях.

— Только дыши, пожалуйста… Я все сделаю, только будь жива… Я никогда не дам тебя в обиду, только, прошу тебя, открой глаза…

Но она больше никогда не будет дышать и не откроет свои зеленые печальные глаза, что так любил Адам. Смерть, как же ты ужасна! В то время как одни стремятся к ней всю жизнь, не видя за спинами того прекрасного будущего, что начертала им судьба, другим же приходится страдать от потери тех, кого так страстно любили. Тех, кого не успели спасти от ветвистых рук виселицы и острых зубов ножа. Невозможно поверить, что человек что вчера был рядом, завтра уже не улыбнется тебе. И послезавтра, и даже через тысячу лет… Смерть красива и романтична, но когда на шее сжимается удавка, и пути назад уже нет, ты начинаешь осознавать какой вкусный чай выпил с утра, какой красивый закат наблюдал вчера за окном… После потери возлюбленной, Коровьев выправился с трудом. Месяц за месяцем проходили в черных красках, он везде видел своего ангела, который утек между пальцев. Но, лишившись такого человека, Адам понял, что больше никогда не позволит другим даже думать о смерти, даже говорить невзначай, как это сделал Саша, он пообещал себе стать тем, за кого можно было бы схватиться на краю черной бездны.

Витя с чаем и двумя таблетками успокоительного сел рядом с друзьями, вложил в рот Булгакова лекарство и тот с трудом запил их сладким напитком.

— Витя, расскажи пожалуйста, что произошло. — Коровьев гладил товарища по волосам, пока котенок, зацепившись когтями за кофту, пытался залезть на плечо Адама. — Мы тут, Сашка, мы рядом. Ты в безопасности, мы закроем от всего…

— Он боится, что Есенин променяет его на Чехова. — быстро выпалил Витя, боясь, что этим раззадорит истерику Булгакова еще сильнее. — Но такого не случится, никогда, друг, ты слышишь? — он наклонился к востоковеду.

Коровьев подтолкнул Базарова, чтоб тот обнял плачущего, и подсадил на грудь Саши пушистого черного котенка. Булгаков, ощущая себя в руках двух хороших людей, что не отнеслись безразлично к его горю, успокоился через каких-то десять минут. Об истерике напоминало мокрое и красное лицо, вздрагивающие плечи и дыхание, словно бегущее вниз по лестнице.

— Саша, послушай, что я тебе скажу. Жизнь слишком короткая, ты понимаешь это? Каждая секунда может быть нашей последней, нужно быть смелым и ничего не бояться. Есенин не хочет тебе ничего плохого, и я уверен, будь он тут, он бы отложил все дела, лишь чтобы помочь тебе. Ваня никогда не променяет тебя, он любит тебя не меньше, чем Чехова, а я даже уверен, что больше. Но я считаю, что тебе необходимо встать на ноги и стать собой, Саш. Ты будешь счастлив в независимости, я уверен. Я сделаю все, чтобы ты смог жить. Жить без каких-то сожалений и страхов… Ты видишь, в каком потрясающем мире ты находишься? Закаты, рассветы, небо, цветы, даже этот котенок… Не загоняй себя в эту клетку, я умоляю. Я рядом до последнего дня, и Базаров тоже. Всегда-всегда! Хочешь, поедем завтра в горы?

— Ты говоришь, будто это так легко- отпустить человека.

— Сашка, я тоже отпускал. Я потратил много месяцев, да, и я понимаю пустоту в твоем сердце, друг. Давай обсудим, что тебе нужно сделать. Давай со всем разберемся и все решим. — Коровьев кивал и гладил Булгакова по голове, поднося котенка ближе к его рукам.

— В моей жизни нет смысла без него.

— Отставь эти мысли. Что тебя держит, как думаешь?

— Я слишком плох для Вани… Он идеален, он всегда прав… — Булгаков выдохнул, тоскливо глядя в стену мимо лиц Базарова и Коровьева и медленно поглаживая засыпающего котенка.

— Так. Понятно. Начнем с самого главного- научим тебя говорить нет. Бывает такое, что тебе не нравятся предложения Вани, однако ты все равно соглашаешься? — Адам медленно кивнул.

— Да, но…

— Отставить, Сашка. Мы с Базаровым будем замечать твое замешательство после предложений и самостоятельно подталкивать вперед, согласен?

— Он перестанет меня любить. — замотал головой востоковед.

— Нет, солнце, это работает не так. Ваня не тиран, ему не нужно, чтобы все подчинялись. Он ни за что не перестанет уважать тебя, а может даже чуть-чуть повысит твой авторитет в своих глазах, ты ведь не покорная овечка, Саша. Так что, ты согласен? Мы с Витей поможем. — Адам тепло улыбнулся.

— Он точно не перестанет со мной дружить? — замешкавшись пробормотал Булгаков.

— Точно-точно! Дальше… Нужно менять твое мнение о нем, солнце. Что ты чувствуешь?

— Зависть… — прошептал Булгаков, опуская взгляд.

— Черт… Я не ожидал этого… Ладно, чему конкретно ты завидуешь, Саша?

— Он лучше меня во всем! И всегда таким был! Я никчемен рядом с ним! — он вскрикнул, ударил рукой по стене, так что котенок взвизгнул и бросился прочь с балкона. — Я всегда старался быть хорошим, Ваня же был лучшим! А теперь он с Чеховым, и я не дотягиваю даже до уровня лучшего друга! Есенин идеал, товарищ должен быть соответствующим!

— Понятно… Саша, послушай сейчас внимательно. Ты человек. У тебя есть свой характер, свои плюсы и