Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пенрик снял с пояса кошелек, порылся в нем и протянул монету мальчику, который теперь дрожал, как беспокойный пони.
— Тренировка окончена. Иди.
Мальчик сбежал, как только его пальцы сомкнулись на плате, пару раз обеспокоенно оглянувшись через плечо во время поспешного отступления во двор гостиницы.
Освил задумался, какому богу он должен молиться об удаче в своей погоне. Не то чтобы какой-нибудь бог когда-либо отвечал на его мольбы, будь то на коленях у кровати в детстве или потом в Храме. Он мрачно уставился на заплетенную светлую косу колдуна, бледную в сгущающихся тенях, когда тот снял тетиву с лука и упаковал свое снаряжение, а затем последовал за ним обратно внутрь.
* * *Деревня Линкбек лежала в верховьях одноименной долины и в вилдийском представлении Освила должна была выглядеть скопищем убогих ферм скорее со вздыбленным каменистыми пастбищами, чем с с хлебными нивами. Однако коровы были достаточно тучными, амбары большими и прочными из валунов и потемневшей древесины, дома в том же стиле, со светлыми камнями, разбросанными по их покрытым деревянной черепицей крышам. Чрезмерно высокие горы мрачно нависали над долиной, их вершины белели по-зимнему, в то время как дорога в долине все еще была пропитана осенней грязью под хрустящей замерзшей коркой. Стремительная зеленая вода пенилась под деревянным пролетом, давшим поселению его название.
Волшебник направил свою лошадь к лошади Освила, когда они подъехали к окраине, если полдюжины домов на этой стороне реки можно было назвать так величественно.
— Так каков ваш план? — поинтересовался Пенрик — очень дипломатично, так как это было его планом.
— Начнем с местного жреца, — пожал плечами Освил. — Такие пастыри, как правило, лучше всех осведомлены о народе и узнают все новости. — Которых, как он подозревал, в этой глуши было не так много, но Пенрик оказался прав в том, что незнакомцы выделялись: несколько сельчан, работавших по своим местам, обернулись, чтобы посмотреть, как отряд проезжает мимо. Сержант гвардии учтиво и успокаивающе приветствовал их.
Пенрик откашлялся.
— Возможно, лучше сначала не упоминать о моем роде занятий. Или мой ранг. В подобных местах в первом случае я оказываюсь занятной новинкой вроде танцующего медведя, а во втором получаю либо устрашающее почтение со стороны сельского клира, либо всяческие жалобы на начальство, которое пренебрегает ими. Как будто они могут привлечь меня в качестве своего посланника.
И ни то, ни другое не ускорило бы расследование Освила.
— Тогда как мне вас назвать?
— Полагаю, ваш помощник, — склонил голову Пенрик. — Ваш местный проводник. Это не будет ложью.
Это казалось странной сдержанностью со стороны молодого человека, который, казалось, достаточно гордился своим положением во дворце принцессы-архижрицы. Лучше, предположил Освил, чем излишнее чванство, которое иногда наблюдается у тех, кого недавно повысили до задач, превышающих их предыдущее влияние. Они проехали по мосту и свернули на главную улицу, где вскоре нашли местный храм. Он был построен в стиле, мало чем отличающемся от амбаров и домов — из валунов и темного дерева, хотя более высокий и шестигранный. Небольшая толпа собралась под широким портиком, тянувшимся по всей длине фасада, и Освил резко остановил свою лошадь, вскинув руку, чтобы остановить свою группу. Еще через мгновение Освил спешился, чтобы проявить почтительность. Пенрик последовал его примеру, подойдя, чтобы встать рядом с ним и посмотреть.
Похороны были в процессе и достигли своей самой деликатной стадии — ожидания знака от бога или богов. На носилках, украшенных вечнозелеными ветвями, лежала закутанная фигура. Во главе стоял мужчина средних лет в пятицветных одеждах жреца — нет, служителя, судя по единственному шнуру на его левом плече. По его сигналу то, что явно было семьей покойного, отступило с дороги, чтобы встать вдоль стены, а священные животные и их грумы, ожидавшие сбоку, насторожились.
У молодого человека на плече сидел ворон, явно предназначенный в качестве представителя Отца. Юноша, несомненно, его близкий родственник, держал на поводке медно-рыжую собаку, ее длинная шерсть была расчесана до шелковистого блеска, и она явно была символом Сына. Длинноногая девушка ухватилась за поводок толстого белого пони, его мохнатая шкура была вычищена так хорошо, как только можно было сделать в это время года, он выглядел вполне уместно в роли животного Бастарда. Женщина постарше прижимала к себе безмятежную кошку, отмеченную только зеленой лентой Матери на шее, а самая младшая из них, девочка, сжимала извивающегося котенка, возражавшего против такой же голубой ленты Дочери.
Служитель одному за другим указал грумам на носилки. Ворон, с надеждой протянутый на руке молодого человека, не проявил никакого интереса к происходящему и запрыгнул обратно на плечо. Котенок продолжил войну со своей лентой. Пони ненадолго фыркнул, заставив людей, выстроившихся у стены, застыть в ужасе, но затем отстранился, потянувшись, чтобы опустить голову и пощипать сорняки, выросшие на углу портика. Рыжий пес тоже фыркнул, ласково помахивая хвостом, но без явного возбуждения. Мама-кошка спрыгнула с рук женщины, аккуратно свернулась калачиком на груди покойной — по-видимому, почтенной старушки — и моргнула спокойными золотыми глазами. Общая волна облегчения пробежала по скорбящим, ненадолго задержалась, когда собака пошевелилась, но, очевидно, ее привлекла кошка, а не умершая женщина, и ее быстро обескуражили собственническое шипение и взмах когтей.
В больших городских храмах, таких как храмы Истхома, указание, какой именно бог забирал душу умершего, имело как экономическое, так и теологическое значение, поскольку Ордена, посвященные отдельным богам, получали денежные пожертвования для молитв за умерших. Здесь, вероятно, был только один алтарь, цвета его покровов менялись в зависимости от сезона. Возможно, что служитель специально устроил зрелище и пустил животное Матери последним, а не сократил процесс, начав с очевидного. Семья покойной могла быть бедной, но, судя по всему, не была незначительной.
