– Вы хотите сказать… хотите сказать? – в крайнем изумлении уставилась на него Санча. – Вы уговорили их пригласить нас?

Граф наклонил голову, его и ее губы разделяло всего несколько дюймов.

– Мне хотелось вновь увидеть вас, – произнес он глухо. – Мне просто необходимо было вновь увидеть вас.

– Пожалуйста, позвольте мне уйти! – попросила Санча прерывающимся голосом, с трудом переводя дыхание.

Граф внезапно оставил ее руку, лицо сделалось сердитым.

– Вот и ваша тетя, – коротко заметил он, и Санча не могла сказать, отпустил он ее, реагируя на просьбу, или потому, что к ним приближалась тетя Элизабет.

Смущенная Санча обернулась, понимая, что было бы невежливо не представить их друг другу. Граф склонился к руке тети, которая смотрела на него с нескрываемым интересом.

– Значит, вы тот самый человек, о котором Санча пишет статью, – сказала она с приятной улыбкой. – Писатели мне всегда казались чрезвычайно умными людьми. Что ты думаешь на этот счет, Санча?

Девушка было готова согласиться, хотя понимала, что тетя, не прочитавшая после вступления в брак двадцать лет назад ни одной книги, ведет ни к чему не обязывающий светский разговор.

Граф на этот счет также не строил никаких иллюзий. Насколько Санча могла судить по тронувшей губы едва заметной усмешке, он просто счел тетю слегка экзальтированной женщиной и, несомненно, вернется теперь к своей красавице Янине.

Однако, вопреки ожиданию, граф сопроводил Элизабет и Санчу наверх, где их ждали Эдуардо и Антонио, и дядя приветствовал графа с видимым удовольствием. Оба в течение нескольких минут обсуждали статью, напечатанную в журнале, а Антонио занимал разговором Санчу и Элизабет.

Внезапно Санча почувствовала, как стройные пальцы графа скользнули по руке и сплелись с ее пальцами. В этом положении они пребывали некоторое время.

Слишком ошеломленная, Санча не решалась отдернуть руку и только надеялась, что ни дядя, ни тетя, ни Антонио ничего не заметят. К счастью, они в самом деле не заметили. В помещении собралось много гостей, и все стояли довольно тесными группками. Но и в этих условиях его близость вызывала томительно-сладостное чувство, а когда он, как бы невзначай коротко взглянул на нее, у Санчи возникло ощущение, будто оба они втайне наслаждаются чем-то запретным.

Выбор прилагательного «запретный», промелькнувшего в голове у Санчи, нельзя было назвать удачным. Он слишком явно указывал на страхи, которые внушали Санче граф и его возможные планы относительно скрытой от людских взоров любовной связи. У нее не было желания бегать к нему украдкой на свидания, стать своего рода тенью на задворках его жизни, никогда не появляясь вместе на публике.

Энергичным движением Санча высвободила руку. В этот момент заиграл специально нанятый для этого случая небольшой оркестр, и она, повернувшись к Антонио, сказала:

– Вы танцуете? Я просто обожаю танцы!

– Могу попробовать, – добродушно улыбнулся Антонио, и они присоединились к другим молодым парочкам, которые уже кружились в центре зала под зажигательные звуки рок-музыки.

Санче подобные танцы были хорошо знакомы. Она начала посещать молодежные клубы и дискотеки с шестнадцати лет и могла, отрешившись от реальности, полностью погрузиться в мир быстрых ритмов. Тогда движения ее тела делались особенно выразительными, почти чувственными.

Антонио совсем потерял голову, стараясь подражать ей. Но присутствующие смотрели только на Санчу, и когда она заметила, что является центром всеобщего внимания, то почувствовала, как всю ее, с головы до ног, пронизала горячая волна. Среди пристально следивших за ней гостей, был и граф. По вспыхивающим в глубине его холодных голубых глаз огонькам Санча догадалась, что он страшно сердит. Но она не могла сказать наверняка, в чем причина его раздражения. Это могло быть связано с тем, что она внезапно ушла от него, или, что многие из-за нее перестали танцевать и превратились в зрителей, или с чем-нибудь еще.

И хотя Санча убеждала себя, что ей безразлично мнение графа, она все-таки заметила, как тот, протолкавшись сквозь толпу сгрудившихся у края танцплощадки людей, направился к двери и вышел из комнаты.

Через короткое время оркестр заиграл в более спокойном ритме, и танцы стали всеобщими: в них активно включились и пожилые участники вечеринки.

Сказав Антонио, что хочет перевести дух и немного остыть, Санча вышла из круга, и Антонио спросил, не желает ли она чего-нибудь выпить.

– Да, пожалуйста! – провела Санча кончиком языка по пересохшим губам. – С удовольствием бы выпила бокал шампанского.

– Ваше желание будет немедленно исполнено, синьорина, – заверил Антонио, улыбаясь и отвешивая полушутливый поклон, и величественным жестом подал знак одному из официантов. Но тот уже скрылся среди гостей, окружавших танцевальную площадку. С досадой щелкнув языком, Антонио извинился, и последовал за ним. Санча стояла в ожидании, сожалея, что не пошла вместе с Антонио. Ее дядя и тетя с увлечением танцевали, и на какой-то момент Санча оказалась в одиночестве. Поэтому она не очень удивилась, почувствовав сзади на шее чье-то теплое дыхание и услышав резкий и твердый, как металл, голос:

– Прекратили выставлять себя на всеобщее обозрение?

Не поворачиваясь, Санча узнала говорившего, по спине пробежала легкая дрожь, но она решила не поддаваться давлению.

– Разве вы не веселитесь, синьор? – спросила Санча с вызовом, продолжая наблюдать за танцующими, которые, перемещаясь по комнате, создавали, как в калейдоскопе, все новые сочетания красок и форм.

. – Черт возьми! – тихо выругался он. – Санча, что вы пытаетесь со мной сделать?

Охватившая Санчу дрожь сделалась заметнее. Невзирая на окружавшую их толпу, граф обнял девушку за талию и прижал к себе. Пиджак у него был расстегнут, и она почувствовала спиной проникающий сквозь тонкую рубашку жар его тела. Наклонив голову, он коснулся губами ее шеи, опалив короткой лаской нежную кожу.

– Никогда больше не делай этого со мной, Санча, иначе я не отвечаю за последствия! – проговорил он сердито и строго.

Очнувшись, Санча резко отстранилась от него.

– Не командуйте мною, синьор! – заметила она запальчиво, поворачиваясь и смотря графу прямо в лицо. – Вы явно переступаете границы дозволенного. А что, если ваша очаровательная приятельница увидит вас здесь со мной?

Глаза графа превратились в щелки.

– Если бы я был слишком самонадеянным человеком, то непременно вообразил бы себе, что вы ревнуете! – сказал он вполголоса. – Но я ограничусь предположением, что вы обижены и рассержены и что каким-то образом в этом виноват я.

Санча чувствовала, как у нее внутри растет возмущение. Как смеет он стоять здесь и говорить ей слова любви, когда на другом конце комнаты его ждала женщина, с которой он пришел, женщина, которая так открыто предъявляла на него свои права?