К словам следователя, я возвращался постоянно. Ведь он что-то похожее говорил ещё в квартире… Я вспомнил это. Но чёрт возьми, если это не развод, то кому я понадобился, и зачем? Нет, я всё ещё не верю в это. Однако, зародить сомнение, этому уроду получилось.

Этими сомнениями, да постоянной сменой жара и холода я так измучался, что когда послышались шаги, я даже не пошевелился. Пофиг стало на всё! Надоело. Только глаза закрыл рукой, защищая их от боли.

— Ну и запах! — Раздался возглас. — Он там похоже обосрался!

— Корми давай. — Ответили первому говорившему.

— Эй! Парень! Иди жрать! — Снова первый голос.

— Мне лень. — Ответил я им.

— Ты там живой⁉ — Похоже меня не услышали.

— К стене. Он в камере. Лежит без движения. — Началось какое-то шевеление за дверью.

— Открывай. А ты не шевелись даже!

Лязгнула дверь, в камеру кто-то вошёл и начал меня тормошить, убрав мои руки от лица. Боль стеганула по глазам. Я попытался вернуть руки обратно, но мне не дали, а сопротивляться, сил не оказалось.

— Медика зови. А этого в камеру. — Короткими рублеными фразами раздали указания.

— Ещё не всех накормили… — Попытались возразить.

— Позже докормишь. — Отрезали все возражения. А я, наконец-то, смог снова прикрыть глаза.

— Где он? Ну? — Почти сразу раздался женский голос. — Вы что сделали с ним⁉

— Пальцем не трогали.

— А почему он весь в крови⁉ И даже ведра не дали, ироды…

— Это его зэки избили…

— Ты забыл⁉ Я его после того осматривала! А это явно новое! — Не дала она договорить оправдание. — Парень, как себя чувствуешь? Где что болит?

«Нормально всё.» — Хотел я ответить, но только закашлялся.

— Кожа да кости… Довели, дуболомы… — Раздавалось ворчание женщины, пока она меня ощупывала. Сопротивляться этому не стал, уж лучше пускай щупают, нежели бьют. — Вина не доказана, а вы как особо опасным…

— У нас приказ, Марфа Валерьяновна… — Снова попытались оправдаться, но в очередной раз были перебиты.

— Приказ у него! Я забираю парня!

— Но Марфа Валерьяновна…

— Что Марфа Валерьяновна⁉ Я уже шестьдесят лет Марфа Валерьяновна! С Романычем я потом сама объяснюсь! — Чуть ли не кричала женщина на них. Затем обратилась ко мне, резко сменив тон на очень мягкий. — Сейчас будет чуточку больно. — Сразу после её слов, я почувствовал укол, а женщина продолжила что-то делать со мной, и при этом тихонько ругаться на полицейских. — Почти раскололся… Надо дожать… Рапорт бы на вас подать, дожиматели херовы…

Постепенно, под этот бубнеж, я провалился в сон.

Глава 7

Проснулся я уже в палате. Раздражения либо удивления очередным попаданием на больничную койку не было. Лишь тихая грусть, что в этот раз я вряд ли обрадуюсь выписке. Уверен, здесь не станут сильно возиться со мной, и решётки на окнах, прекрасное тому подтверждение. Но там, за той дверью, что ведёт сюда, всё будет гораздо хуже… Я знаю, уже прочувствовал.

В Палате было ещё несколько человек, помимо меня. Правда толку от этого ноль, они общались только между собой. В какой-то момент, даже стал подозревать, что меня сторонятся, по какой-то причине. За всё время, что я нахожусь тут, ко мне подходила только врач. Очень сердитая женщина. Я помню, как она забирала меня из той камеры, и в голове сложился образ добродушной бабушки, почему-то. Но реальность внесла свои коррективы.

Во-первых, она ни черта не добродушная. Первая фраза, которую услышал от неё — это если выяснится, что я всё же виноват в похищении девочки, Марфа Валерьяновна придушит меня сама. И только убедившись, что я услышал сказанное, она начала хлопотать о моём здоровье.

А во-вторых, она очень крупная женщина, в самом расцвете сил, и на звание бабушки просто не подходит. Я как увидел её, первой моей мыслью стало понимание, не просто так она тут всех строит. Ой, не просто так… Уверен, любого мужика на раз заломает, меня же, так и одним пальцем перешибить сможет. Поэтому в озвученную угрозу, я поверил сразу. Вот с первых секунд.

Но то всё лирика. Важно другое, в этой палате, я нахожусь третий день. Первые сутки я спал под капельницей с лекарствами. После мне стало лучше, но спал так же, всё время. И только сегодня начал осознано бодрствовать, без полуобморочных состояний. И каждый раз, как приходила эта Марфа Валерьяновна, ловил на себе её оценивающие, с толикой сомнений, взгляды. Интересно, в чём она сомневается? Может, что вообще выживу здесь?

Разок приходил следователь, который избивал меня последним… Урод. Но не ко мне, чему я оказался безмерно рад.

Допросы продолжились только на пятый день, как я попал в больницу. Разнообразия ради, меня теперь били меньше. В большей степени, всячески запугивали.

Кстати, камера осталась та же самая, но там включили свет, очень тусклый. Принесли матрас, и ведро. Правду говорят: нужда заставит! Никогда бы не подумал, что смогу приспособиться к таким условиям!

А ещё разок, подсунули адвоката… Случилось это как раз после того, как я на все вопросы, начал кричать о своих правах, и требовать адвоката. Так вот, дотребовался!

Один день тот кивал на все мои жалобы, поприсутствовал на допросах, отчего они прошли в лайт режиме, без наездов и избиений. И на следующий день, начал уговаривать пойти на сотрудничество со следствием. Это стало первым звоночком, насторожившим меня. В смысле на сотрудничество? Я и так всё рассказываю, куда уж больше сотрудничать⁉Уверился же, что он подставной, когда тот предложил подписать признание, подсовываемое в этот момент следователем. Типа, оно не будет иметь юридической силы, так как мы в суде его оспорим.

Спасли меня слова деда, опять: «Нельзя ничего подписывать!» Я их периодически вместо молитвы повторял перед сном.

Не знаю, возможно дед имел ввиду не то, что делаю я? Может надо было подписать, как предложил этот адвокат? Вдруг он нормальный? В смысле, что не подставной был. Просто похоже он обиделся, когда я назвал его засланцем, и сказал, что они со следователем заодно. Но после того случая, он приходить перестал, а меня снова избили, и я сломался.

Лёжа в камере, и смотря в потолок, понял, что больше не хочу упираться, не хочу быть битым. Подпишу все бумаги, и будь, что будет.

В эту ночь я почти не спал — просто не хотелось. Следующий день меня не дëргали на допрос. А я ждал, и даже хотел их прихода, чтобы скорее всё подписать. Но посетил только обед, что так и остался на подносе. Единственное, выпил воду.

Закончили издеваться так же внезапно, как и начали. Просто снова забрав из камеры, отвезли не к следователю, а к Марфе Валерьяновне. В этот раз, она была добра и всё время улыбалась. Я конечно спросил, что происходит… Но вместо ответа, получил капельницу с каким-то укрепляющим иммунитет раствором.

Денёк дали отлежаться, отогреться, да вкусно наесться досыта. Это оказалось настолько неожиданным, что я уже начал готовиться к худшему. Даже не представляю, что эти твари задумали…

И вот, настал момент истины. Пришли конвоиры, и усадив на коляску, повезли по коридорам. Направились мы в какое-то новое место. Даже больше, в другой корпус, в котором мне ещё не доводилось бывать.

Пока ехали по галерее между корпусами, я смотрел в редкие окна, и думал: как хорошо, что не по улице, там сейчас холодно. Относительно своего будущего, переживаний не было совсем. Буду со всем соглашаться, всё подписывать, и плевать, что дальше произойдет. Устал я.

Местом назначения, оказался кабинет, с очень хорошей отделкой и меблировкой.

«Никак высокое начальство тоже решило меня пошпынять?» — Пронеслось в голове. — «Чем же я заслужил ТАКОЕ внимание?»

Проехав приемную с секретарём, мы оказались в самом кабинете. По центру стоит массивный Т-образный стол со стульями. По одной из стен развешены какие-то грамоты и фотографии, а вдоль другой стоит длинный шкаф. За столом оказалось двое. Следователь, который пугал кем-то заинтересовавшимся мной, сидит сбоку стола. А в центре, так сказать, на главном месте, расположился дядька, в очень крутом мундире. Что за погоны у него, не знаю, так как не разбираюсь, но выглядят внушительно! Возможно, что даже целый генерал.

— Здравствуй, Сергей — Поприветствовал он меня с порога, после обратившись к конвою. — Подвези к столу, и свободен.

Пока происходили эти телодвижения, следователь очень, очень странно смотрел. Но для меня оказался, как-то сильно не интересен его этот взгляд.

— Ко мне