Мама помнила о моем отце лишь то, что его зовут Харви, он коренной американский индеец и живет в Финиксе. Меня бесит, когда она говорит «коренной американец», употребляя этот странный политкорректный термин, который можно услышать только от белых, никогда не знавших настоящих туземцев. И это напоминает мне о том, как я далек от них из-за нее. Не только потому, что она белая, и я, стало быть, наполовину белый, но и потому, что она никогда не пыталась помочь мне связаться с моим отцом.

Я предпочитаю называть себя туземцем, как это делают и другие коренные жители, пользователи Facebook. У меня 660 друзей. Тысячи туземцев в ленте. Впрочем, большинство моих друзей – это люди, мне не знакомые, но они с радостью «зафрендились» со мной по моей просьбе.

Получив разрешение от мамы, я отправил с ее странички личные сообщения десяти разным Харви из тех, кто казался «очевидным» индейцем и проживал в Финиксе. «Возможно, ты меня не помнишь, – написал я. – Много лет назад мы провели вместе незабываемую ночь. Я не могу ее забыть. Таких, как ты, у меня не было ни до, ни после той ночи. Сейчас я в Окленде, в Калифорнии. Ты все еще живешь в Финиксе? Мы можем поговорить, встретиться как-нибудь? Ты не собираешься в наши края? Или я могла бы приехать к тебе». Меня коробит от того, что я веду переписку от лица собственной матери, пытаясь соблазнить своего потенциального отца.

Но вот и оно. Сообщение от возможного отца.

«Привет, Карен, я действительно помню ту сумасшедшую ночь, – с ужасом прочитал я, надеясь, что не последует никаких подробностей о том, что сделало ту ночь сумасшедшей. – Через пару месяцев я собираюсь в Окленд на Большой Оклендский пау-вау. Буду там ведущим».

Сердце бешено колотится, тошнотворная пустота разливается в животе, когда я набираю ответ: «Прости, что я так поступил. Думаю, я – твой сын».

Я жду. Постукиваю ногой по полу, не отрывая глаз от экрана, зачем-то откашливаюсь. Я представляю себе, что он, должно быть, чувствует. Каково это – размечтаться о короткой интрижке с бывшей пассией и тут же получить сына из ниоткуда. Зря я это сделал. Пусть бы мама встретилась с ним. Я мог бы попросить ее сфотографировать отца.

– Что? – всплывает в окне чата.

– Это не Карен.

– Ничего не понимаю.

– Я – сын Карен.

– О.

– Да.

– Хочешь сказать, что у меня есть сын и это ты?

– Да.

– Ты уверен?

– Мама сказала, что это более чем вероятно. 99 процентов.

– Выходит, никаких других парней у нее в то время не было?

– Я не знаю.

– Извини. Она рядом?

– Нет.

– Ты похож на индейца?

– У меня коричневая кожа. Более или менее.

– Это все из-за денег?

– Нет.

– У тебя нет фотографии в профиле.

– У тебя тоже.

Я вижу крошечную иконку с расширением JPEG. Дважды щелкаю по ней. Он стоит с микрофоном в руке на фоне танцовщиков пау-вау. Я вижу себя в лице этого человека. Он крупнее меня, выше ростом и толще, длинноволосый, в бейсболке, но ошибки быть не может. Это мой отец.

– Мы с тобой похожи, – пишу я.

– Пришли мне фотографию.

– У меня нет ни одной.

– Так сфоткайся.

– Хорошо. Подожди, – отвечаю я, делаю селфи камерой на компьютере и отправляю ему.

– Вот черт, – пишет Харви.

«Вот черт», – думаю я.

– Из какого племени ты/мы? – спрашиваю я.

– Шайенны. Южные. Из Оклахомы. Записаны в члены племен шайеннов и арапахо Оклахомы. Но мы не арапахо.

– Спасибо! – И тут же добавляю: – Все, мне надо бежать! – Как будто и впрямь надо. Но я чувствую, что больше не выдержу. Все это выше моих сил.

Я выхожу из Facebook и перебираюсь в гостиную смотреть телевизор и ждать, когда мама вернется домой. Правда, забываю включить телевизор. Так и сижу, уставившись на черный плоский экран, и думаю о нашем разговоре.

Сколько лет я умирал от желания узнать, что же такое – вторая половина меня? Сколько племен я придумал за это время, отвечая на вопросы о моем происхождении? Я проучился четыре года на факультете изучения культуры коренных американцев. Копался в истории племен, искал какие-то признаки, все, что могло бы напоминать меня, что казалось знакомым. Два года в аспирантуре я изучал сравнительную литературу с акцентом на творчество коренных американцев. Написал диссертацию о неизбежном влиянии принципа чистоты крови на идентичность современных индейцев и о влиянии творчества писателей-полукровок на идентичность в индейской культуре. И все это не зная своего племени. Мне всегда приходилось защищаться. Как будто я не совсем индеец. А я такой же краснокожий, как Обама – чернокожий. Но все иначе. Для индейцев. Я знаю. Просто не могу понять, как быть. Какой бы путь я ни выбрал, чтобы заявить о себе как о коренном жителе этой земли, он оказывается ошибочным.

– Эй, Эд, что это ты здесь делаешь? – спрашивает с порога мама. – Я думала, ты уже слился с миром машин. – Она поднимает руки и шутливо изображает воздушные кавычки, когда говорит про слияние с миром машин.

Недавно я совершил ошибку, рассказав ей о сингулярности[41]. О том, что наше слияние с искусственным интеллектом – это закономерный ход событий, неизбежность. Как только мы увидим, что он выше нас, как только он заявит о себе как о высшем разуме, нам придется адаптироваться, слиться с ним, чтобы не быть поглощенными, захваченными.

– Что ж, довольно удобная теория для того, кто проводит двадцать часов в сутки, склонившись над компьютером, словно в ожидании поцелуя, – сказала она тогда.

Она бросает ключи на столик, распахивая входную дверь настежь, достает сигарету и курит в дверях, выпуская дым в сторону.

– Подойди сюда на минутку. Я хочу поговорить с тобой.

– Мам, – отзываюсь я тоном, больше похожим на нытье.

– Эдвин, – передразнивает она меня. – Мы уже обсуждали это. Мне нужна обновленная версия тебя. Ты согласился измениться. Иначе пройдет еще четыре года, и мне придется попросить Билла снести заднюю стену, чтобы ты мог проходить в дом.

– К черту Билла. Я же сказал, что больше не хочу ничего слышать от тебя о моем весе. Я и так все о себе знаю. Или ты думаешь, что не знаю? Я прекрасно осознаю, насколько огромен мой вес. Я таскаю его на себе, опрокидываю все вокруг, не могу влезть в большинство своих вещей. А в том, что на меня налезает, выгляжу нелепо. – Я невольно размахиваю руками, как будто пытаюсь втиснуть их в одну из