своих рубашек, которые стали мне безнадежно малы. Я опускаю руки, засовываю их в карманы. – Я не испражнялся уже шесть дней. Ты знаешь, каково это для страдающего ожирением человека? Толстый, ты все время об этом думаешь. Чувствуешь это. Все эти годы, постоянные диеты – по-твоему, это не отравляет мне жизнь? Все мы только и думаем о своем весе. Не слишком ли мы толстые? Глядя на меня, ответ напрашивается сам собой, и я читаю его, когда вижу свое отражение в зеркале на дверце холодильника, которое, я знаю, ты повесила ради моего блага. Знаешь, когда ты пытаешься шутить по поводу моего веса, мне хочется еще больше растолстеть, лопнуть, жрать, пока не застряну где-нибудь и не сдохну, оставляя после себя огромную мертвую массу. Чтобы вытащить меня оттуда, понадобится подъемный кран, и все будут суетиться вокруг тебя, причитая: «Что случилось?», «Бедняжка» и «Как ты могла допустить такое?», а ты, ошеломленная, будешь в отчаянии курить сигареты одну за другой, и Билл будет стоять сзади, потирая твои плечи. Вот тогда ты вспомнишь, как смеялась надо мной, и не найдешь, что сказать соседям, пока они будут в ужасе смотреть, как содрогается кран, пытаясь оторвать мою тушу от земли. – Для пущей наглядности я жестом изображаю дрожащий подъемный кран.

– Господи, Эд. Хватит. Подойди, поговори со мной минутку.

Я хватаю зеленое яблоко из корзины с фруктами и наливаю себе стакан воды.

– Видишь? – чуть ли не кричу я, показывая ей яблоко. – Я стараюсь. Вот тебе живое обновление, прямая трансляция. Смотри, я стараюсь питаться правильно. Я только что выплюнул пепси в раковину. А это – стакан воды.

– Я хочу, чтобы ты успокоился, – говорит мама. – Иначе тебя хватит удар. Просто расслабься. Отнесись ко мне, как к своей матери, которая заботится о тебе, любит тебя. Двадцать шесть часов корчилась в муках, рожая тебя, двадцать шесть часов – и кесарево сечение в довершение всего. Им пришлось вспороть мне брюхо, Эд, потому что ты не хотел выходить, ты задержался на две недели. Я тебе когда-нибудь рассказывала об этом? А тебе приятнее говорить только о набитом желудке.

– Я хочу, чтобы ты перестала бросать мне в лицо упреки, рассказывая, сколько часов корячилась, чтобы принести меня в этот мир. Я не просил тебя об этом.

– Бросать тебе в лицо? Ты думаешь, в этом моя цель? Почему ты, неблагодарный маленький…

Она подбегает ко мне и щекочет сзади за шею. К своему ужасу, я не могу удержаться от смеха.

– Прекрати. Ладно. Ладно. Сама успокойся. Что ты хочешь услышать? – говорю я, одергивая рубашку на животе. – У меня нет никаких новостей. На рынке не так много вакансий для тех, кто практически не имеет опыта работы, да еще и со степенью магистра сравнительного литературоведения. Но я смотрю. Рыщу. Ничего не нахожу, расстраиваюсь и, понятное дело, отвлекаюсь. Там столько всякой информации, и, когда приходит свежая идея, когда открываешь для себя что-то новое, ты как будто думаешь другим разумом, подключаешься к более крупному, коллективному мозгу. Мы на грани чего-то невероятного, – сказал я, догадываясь, как это звучит для нее.

– Ты на грани чего-то, допустим. Коллективный мозг? Рыщешь? Тебя послушать, так ты делаешь гораздо больше, чем просто щелкаешь по ссылкам и читаешь. Ну да ладно, так какую же работу ты ищешь? Я имею в виду, какие категории просматриваешь?

– Я ищу что-то для писателей, и это почти всегда какая-то афера, рассчитанная на наивных начинающих авторов, готовых работать бесплатно или ради победы в конкурсе. Заглядываю на сайты художественных организаций. Там просто увязаю в некоммерческом болоте. Составление заявок на предоставление грантов и все такое, но, ты же понимаешь, в большинстве мест требуют опыт или…

– Составление заявок на гранты? Ты ведь мог бы этим заняться, верно?

– Я ничего в этом не смыслю.

– Мог бы научиться. Проведи исследование. Наверняка есть какие-то обучающие видео на YouTube или что-то еще, а?

– Это мои последние новости. – Я чувствую, как меня отпускает. Пока я говорил, что-то во мне потянулось назад, в прошлое, чтобы вспомнить, кем я когда-то надеялся стать, и поместило эти воспоминания рядом с осознанием того, кто я есть сейчас. – Прости, что я такой дурак. – Это неприятно, но я действительно так думаю.

– Не надо так говорить. Ты не лузер, Эд.

– Я не сказал, что я лузер. Так говорит Билл. Это его словечко. – Если я и испытывал грусть, так она ушла. Я порываюсь вернуться в свою комнату.

– Постой… Не уходи. Пожалуйста. Подожди секунду. Сядь. Давай поговорим, это же не разговор.

– Я и так сижу целыми днями.

– И кто же в этом виноват? – спрашивает она, и я делаю шаг в сторону.

– Ладно, можешь стоять, только не уходи. Мы не будем говорить о Билле. Как продвигаются твои рассказы, милый?

– Мои рассказы? Да будет тебе, мам.

– Что?

– Всякий раз, когда мы говорим о моем творчестве, такое ощущение, что ты пытаешься вселить в меня уверенность. Чтобы я не терзался тем, что вообще этим занимаюсь.

– Эд, никому не помешает поддержка. Она нужна каждому из нас.

– Это правда, правда, мам, тебе она тоже не помешала бы, но слышишь ли ты меня, когда я говорю, что тебе нужно бросить курить и злоупотреблять алкоголем, что надо найти здоровую альтернативу ежевечернему самоистязанию перед телевизором, особенно учитывая характер твоей работы. Кажется, ты у нас консультант по токсикомании? Нет. Я оставил всякие попытки переубедить тебя, потому что это бесполезно. Теперь я могу идти?

– Знаешь, ты все еще ведешь себя как четырнадцатилетний подросток, которому не терпится вернуться к своим видеоиграм. Я не всегда буду рядом, Эд. Однажды ты оглянешься вокруг, а меня уже нет, и ты пожалеешь, что не ценил те времена, когда мы были вместе.

– О боже!

– Я просто напоминаю. Интернет может многое предложить, но никому и никогда не создать сайт, который заменит общение с родной матерью.

– Так я могу идти?

– Еще кое-что.

– Что?

– Я слышала о вакансии.

– В Индейском центре.

– Да.

– Прекрасно, и что же это?

– Оплачиваемая стажировка. Нужен помощник в организации и проведении пау-вау.

– Стажировка?

– Оплачиваемая.

– Скинь мне информацию.

– Серьезно?

– Теперь я могу идти?

– Иди.

Я подхожу к маме сзади и целую ее в щеку.

Снова в своей комнате, я надеваю наушники. Врубаю диск A Tribe Called Red[42]. Это группа ди-джеев и продюсеров из «первых наций»[43], базирующаяся в Оттаве. Они создают электронную музыку с сэмплами из барабанных групп пау-вау. Это самая современная