раздвигать стены и проходить сквозь них. Почему бы и мухе не суметь улететь через нарисованное окно.

– Но без окна тебе будет совсем скучно, бедненький, – пожалела она. – И духота станет ещё больше.

– Ничего, – замотал головой он. – От скуки ты меня избавила – ведь у меня теперь есть муха. А я, по винам своим, не достоин даже и такого неказистого окна.

– Теперь у тебя есть муха, – повторила она его слова и, жеманясь, добавила: – А я? Меня разве у тебя нет? Или я значу для тебя меньше какой-то мухи?

– Ну что вы, что вы, дорогая госпожа дочь надзирателя! – с жаром воскликнул он. – Конечно! Так принесёте?

– Принесу, куда же от тебя денешься, сердцеед, – не переставая жеманиться, тихонько произнесла она. – Что ж теперь делать, если влюбилась в тебя по уши.

– Да? – с некоторым самодовольством улыбнулся он. – А давно вы меня полюбили?

– Давно, – кивнула девица. – Ещё с тех самых пор.

    Она сама припала к его губам быстрым поцелуем, но строго отвела его руку, когда он попробовал обнять её за талию.

– Всё, – шепнула она, – мне пора.

    И выскользнула из камеры.

    Тогда узник поднялся и принялся обходить камеру, выискивая глазами вожделенную муху. Он напрягал зрение, разглядывая серую стену, то и дело принимая за муху какую-нибудь тень, впадинку или пупырышек. Несколько раз он, восклицая «Ах, вот ты где, моя красавица!» бросался к стене и тут же отступал, поняв, что в очередной раз ошибся.

    В конце концов, потеряв терпение и силы, он улёгся на топчан, взял в руки фон Лидовица и принялся читать.

    «Каждое твоё деяние, совершённое или несовершённое, – писал фон Лидовиц, – начинается помыслом или безмыслием, а заканчивается расплатой».

    И дальше: «Не думай, что лишь за совершённые деяния будешь ты расплачиваться, но и за те, совершения коих всячески старался избегнуть, ибо избегая, ты совершал несовершение, то есть, иными словами, предпринимал действие по непринятию действия, иначе именуемое бездействием, каковое бездействие, будучи предпринятым тобою и возвратясь к истоку своей метаморфозы, обращается действием по бездействию, а следовательно, предполагает ответственность, кою, как тебе уже ведомо, Бог сущий ниспосылает человеку тогда, когда хочет наказать его за действие, за бездействие ли, равно же предполагает и расплату, кою, как тебе кажется, ты не выбираешь, но между тем выбираешь её именно ты и именно её, ибо в том и заключается предоставленная тебе Богом возможность выбора, чтобы мог ты выбрать себе расплату, которую понесёшь, даже если тебе кажется, что ты выбираешь лишь бога, от которого ждёшь награды за радение к святости или наказания за грех, кои в свою очередь являются не чем иным, как всё теми же действием и бездействием, причём действием, а равно бездействием может явиться как святость, так и грех, равно же как действие и бездействие суть Бог, из чего следует не только то, что грех – это не всегда бездействие, а святость – не всегда действие, но и то, что святость и греховность – это по сути одно и то же состояние, особенно если мы говорим об отношении оного к действию или бездействию, sic[3]».

    Это место было его любимым у фон Лидовица, но не потому, что поражало его особой глубиной высказанной (или напротив – утаённой) мысли, а лишь потому, что встав (вернее говоря, улегшись) у начала выше приведённого предложения, он ещё не разу не смог добраться до его конца, потому что неизменно погружался в густой и благостный сон.

    Но поспать ему не удалось, потому что его опять разбудили. На этот раз – сын надзирателя. Крадучись, чтобы никто не услышал, он прокрался в камеру, тихонько прикрыл за собой дверь и быстро растолкал узника: «Эй, узник, узник. Спит, что ли?.. Узник!»

    Открыв глаза, узник увидел котомку в руках подростка, удивлённо перевёл взгляд на его лицо и спросил:

– Что?

– Вот, – мальчишка сунул ему под нос котомку. – Здесь всё, что нужно: бумага, ручка, табак и трубка.

– Табак? – захлопал глазами узник, ничего не понимая. – Но я не курю.

– Ну и ладно, – отмахнулся мальчишка, – табак ещё от моли годится. А трубка – отцова, хорошая.

– От моли… У меня нет моли. Постой, а на мух табак действует?

– Почём я знаю, – нетерпеливо пожал плечами сын надзирателя. – Наверняка действует.

– Не надо, – узник отодвинул котомку.

– Ну так бумагу с ручкой всё равно возьми, а то как будешь письма писать?

– Кому?

– Сестре.

– У меня нет сестры, – покачал головой узник.

– Да моей сестре, то бишь твоей жене.

– Я ей и так могу сказать всё необходимое.

– Из Ближней тюрьмы не скажешь, – только письмом.

– Хорошо, – согласился узник принять котомку, лишь бы отделаться от подростковой настойчивости.

    Но сын надзирателя, кажется, и не думал оставить его в покое, уйти и позволить поспать ещё, пока не принесли еду. Вместо того, чтобы удалиться, он встал и потянул узника за рукав:

– Ну всё, хватит валяться – пора.

– Что – пора? – не понял узник.

– Что, что – когти рвать, – недовольно произнёс мальчишка. – Забыл, что ли, что бежать собирался?

– Ах, да, – вспомнил узник. – Это надо делать прямо сейчас?

– Сейчас, – серьёзно кивнул сын надзирателя. – Я уже известил дядьку, ну, того, надзирателя из Ближней, он будет ждать сегодня до ночи, не запирая ворот.

– Но я не могу, – возразил узник, пораздумав. – У твоей сестры будет ребёнок. Мой ребёнок. Твой племянник.

– И что с того?

– Я не могу бросить невесту в таком положении.

– Она бежит с тобой.

– Как? – опешил узник.

– Да так. Всё решено. Я ещё вчера ей сказал, что ты бежишь и она решила тоже удрать. Она уже и еды собрала на дорогу, и с дядькой договорилась, что он возьмёт её на службу кухаркой взамен его жены, что третьего дня померла.

– Вот как… – произнёс узник, теряясь. Всё было так неожиданно, так быстро, так… неясно. Поднявшись и сев на топчане, он бормотал, лихорадочно ероша руками волосы: – Значит, нужно идти, да? Вот как… Прямо сейчас, конечно… Кухаркой… Но в той тюрьме меня совершенно не знают… Скажите, господин сын надзирателя, а не злые ли там надзиратели? Меня не будут бить?.. О боже, боже, да о чём я думаю!.. Да, надо идти. Заодно я узнаю, идёт ли на улице дождь…

– Да живей же ты! – оборвал его сын надзирателя и снова нетерпеливо потянул узника за рукав.

– Да, да, – оживился тот, поднимаясь. – Мне только нужно кое-что прихватить с собой. Фон Лидовиц… Вы читали фон Лидовица, юноша? Настоятельно рекомендую, вы сможете взглянуть на свою