Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но однажды она пришла и рухнула перед матерью прямо на ковер. Она плакала. Такса Сайка тут же обеспокоенно стала вылизывать ее лицо, мама отложила спицы.
Ему пришлось выйти, подчиняясь взгляду недовольному матери. Ведь, поди ж-ты, кто-то осмелился сбить её с подсчета бесконечных петель «накид- пропуск». Собьешься — все перевязывать. Он это знал из детства. Когда мать вязала, по пустякам её тревожить нельзя было.
А вязала она всегда.
Нинка так и не ушла, осталась жить в доме. И муж её не искал.
Она заняла свою прежнюю комнату, так что Люся была очень недовольна уплотнением.
— Вы со своим вязанием держите все комнату, — проворчала однажды неразумно невестка. — Достали, с вашими нитками.
Люся сердито хлопнула дверью.
И в комнате вдруг стало нестерпимо тихо. Это клубки остановили свой вечный бег в ящиках комода, и только звякнули спицы, упав на ковер.
Мать долго лежала в больнице.
Вязать она больше не могла, чему обрадовалась Люси. Можно было вынести комод старьевщикам и нитки, наконец. Меланж! Все вон! Простор, чистота, свежий воздух. Оставила она только недовязанный меланжевый мужской джемпер — это мама вязала для сына. Остался недовязанным один рукав. Он так и встретил своей незаконченностью мать. Четыре спицы были как кинжалы, воткнуты в клубок пряжи.
Мать села в свое кресло, сложила дрожавшие руки на коленках. И вдруг сказала:
— Гуси-Лебеди.
Он не поверил своим ушам.
— О чем, ты?
— Гуси лебеди! Не довязала рукав. Помнишь сказку.
Он не нашел, что ответить.
А в ногах юлила Сайка. Она всегда была рада всему.
— Один такс мой.
Мама наклонилась.
А он почему-то сильно был огорчен, что не читал этой сказки.
— Эх! Гуси-Лебеди. Зови сюда одну Люсь! — приказала мать.
И он схватил кепочку в коридоре и легко выскочил из квартиры.
Такса — за ним.
Они шли гулять. И прогулка эта, похоже, получится длинной, как бесконечная нитка из комода.
Но когда они вернулись, в доме было тихо. И даже как-то праведно. Люси сидела в мамином кресле и была при спицах.
Она держала их с боязливостью и подальше от себя. А мать тихо и бережливо приговаривала.
— Надо же довязать рукав. Надо. Обязательно. «Гуси-Лебеди».
У Люси был испуганный вид. Она ничего не понимала, кроме одного — пока она не довяжет рукав на этом свитере для мужа, свекровь не отстанет. Начиталась сказок. Надо же.
24 января 2020, Синяя тетрадь.
Гея
Ну, что должно было случиться с человеком, с его головой, чтобы он засунул в обыкновенную уличную урну глобус Земли.
Да так засунул этот почтенный атрибут учебного пособия, что достать, извлечь его оттуда не представлялось никакой возможности. Глобус сиял из грязной урны северным полюсом, и какой-то тухлый товарищ уж притушил сигарету у самой его оси.
Петруша Кулебякин был человеком легковесным, но в этой урне с глобусом ему почудилась очень дурная примета. И не столько для него, как для человечества в целом. Он вдруг как споткнулся об увиденное им непотребство.
Вообще-то Петр Иванович сильно спешил, и в его план не входили размышления о спасении человечества. Он бежал просто за пивом и совсем не ожидал от себя такой неадекватной реакции. И зачем он вообще смотрел в сторону урны, бросил бы себе окурок метко, одним щелчком, так нет — подошел. И увидел. И теперь не знал, что с этим делать.
Вечерело, шустрил мимо люд. По своим неотложным делам, а Петр Иванович стоял у урны с глобусом, очень туго соображал. Ну конечно же, он сначала сфотографировал необычный дуэт урны и глобуса. Сфотографировал в нескольких ракурсах и решил выложить сегодня же в интернете.
С каким-нибудь комментарием, умным и философическим.
Потом он зашел в магазин возле которого стояла эта самая урна, он был хозяйственным. Купил перчатки. И началась операция извлечения глобуса, бережная и натужная. Было понятно, что акт вложения глобуса в урну был осознанный. Его притоптали так, что извлечь его не было никакой возможности. Ось глобуса скользила и никак не помогала акту спасения.
Прохожие шли мимо и никто не обращал внимания на скромное спасение макета земли. Петр Иванович заскучал.
Он не знал, что делать дальше. Он тронул саму урну ногой, она качнулась слегка. Петр Иванович решительно взялся за ее края, поднял и попробовал, крутя, вытряхнуть.
Но Глобус засел надежно и навсегда.
И вдруг Петр Иванович вспомнил, что его машина стоит тут, в соседнем дворе. А там в багажнике инструмент всякий.
Нести урну было невозможно тяжело в исполнении и Петр Иванович, чуть подумав и отогнав какого-то мужика с окурком от урны, решительно привалил ее на бок и покатил. Стараясь копировать при этом свою легальность, что бы никто не подумал, что он просто тырит казенное имущество.
Но зря он боялся. Никто не обращал на него внимания.
Вечер — не время дворников, время гулён и прочего небдительного люда.
Вот и двор, где машина Петра Ивановича. Но никаким инструментом глобус не извлекался. Ни постукивания, ни потряхивания не помогали. Не вылетал даже мусор из урны, так в ней закрепился глобус.
Во дворе Петра Ивановича знали и поддерживали разными советами. — Да, что там думать, урну кувалдой и хана. Он и выпрыгнет.
— Урну казенную, — Петр Иванович сомневался. — Вернуть надо. Но дело приобрело вдруг самый неожиданный поворот.
Во двор въехал на своем роскошном авто местная знаменитость, художник Архип Круглов. Он вышел из авто и, увидев урну с глобусом, просто ошалел от восхищения.
Он бегал вокруг заламывая руки и вопил:
— Какой сюжет! Мужики, грузи ко мне в машину.
Он открыл бумажник.
— Куда вы её.
— Как куда? На выставку. Это же великий сюжет.
— Но урну нужно вернуть, — робко сказал ничего не понимавший Петр Иванович.
— Я за всё заплачу, — орал восторженно художник и звонил уже кому-то по телефону.
— Да, сенсация на миллион.
Мужики загрузили урну с глобусом в багажник. И Архип быстро покинул двор. Увез и урну и глобус.
Петя вначале огорчился, что потерял глобус, но зато не нужно было катить урну обратно. Она была очень грязной и тяжелой.
Через какое-то время в интернете увидел он открытие выставки. И на ней главный успех — его Глобус в урне. И название инсталляции придумали.
Архип. «Память о Гео».
Петр Иванович почесал в затылке, думая кто такая Гео.
— Скотина,