к крану. Вместо кранов она увидела какие-то кнопки на маленьком табло.

Ленок наугад стала нажимать каждую из них, потом обе сразу вода так и не потекла.

Ленок слегка растерялась. Она уже повнимательнее присмотрелась к незнакомцу — крану. Опять пощелкала какой-то кнопкой сбоку, потом нажимала все сразу кнопки.

Вода не шла.

Ленок вдруг почувствовала, что ей не справиться с этим чужаком- иностранцем. Что он уже был представителем другого, будущего мира, до которого Ленке еще долго жить.

Нет, она прекрасно ориентировалась в современной технике. Она так думала. Где там! Она не справилась с сантехникой. Чертов кран! Хоть бы кто зашел, она подсмотрела бы как действовать. Но в комнату никто не заходил.

Ленок осмотрела всю туалетную комнату и обнаружила в ней много других пределов и кнопочек, неведомых совсем ей. А еще глаз видеокамеры, которая безжалостно наблюдала за её конфузом. Она почувствовала себя совсем чужой в этом зазеркалье.

У нее горели щеки, как будто она получила пощечину от этого сиятельного крана.

К Юре в зал она не вернулась, а прошла через другой выход в какой-то двор-колодец с узнаваемой помойкой и — бегом домой.

Ей было стыдно за себя, за высокомерный кран и равнодушного Юру… Интересно ей было только, как она объяснит ему свое бегство.

«И чего я сбежала. Соврала бы, что вымыла руки, сделала вид, что вытирает их платком. Притворилась бы».

Но ни врать, ни притворяться Ленок не умела.

Поэтому она шла быстрым шагом, и ей казалось, что она сейчас побежит к себе домой, где был простой рыжий от старости кран, который ей никогда не отказывал в звонкой сильной струе воды. Он был прост и надежен.

А Юре завтра она скажет правду.

14 сентября 2020, Цветочная тетрадь.

Профессорша

Вера не понимала, почему ее так растревожил этот звонок. Звонок был очень доброжелательный, от их старой знакомой, которая давно живет в столице, и отлично живет замужем, за очень известным человеком. Но Вера не только растревожилась, но не позвала супруга своего к телефону. Страх непонятный и глупый удерживал её. Муж в соседней комнате сидел за своим ноутбуком и вряд ли слышал звонок. И она воспользовалась этим и соврала, что Геннадия Николаевича нет дома. Он на даче, а там нет связи.

Соврала, положила трубку и осталась собой недовольна.

Не нужно бегать от этой женщины. Она не страшна больше, никакой угрозы семейному благополучию она не несет. У нее все хорошо.

Но если так, зачем звонить, что за наглость. Или она думает что Вера все забыла. Должна бы. Но не забывалось.

— Кто звонил? — вошел на кухню муж. — Кто это помнит об этом телефоне.

Вера молчала долго. А потом сказала:

— Она звонила.

Вера даже имени не назвала. Это было излишне.

— Что хотела?

— Сказала что-то про курьерскую почту. Адрес уточняла.

Гена сел тяжело в кресло. Закурил. Жена вздохнула.

— Так я и знала. Ты никогда не бросишь.

— Курить?

— Её. Все помнишь.

Наступила затяжная пауза. Гена докурил встал и сказал.

— Курьерская почта? Это интересно.

Вера стояла у окна и тихо плакала. Все было странно и как-то вне морали. Вне ее, Веры, понятий.

Она разлучила этих двоих десятки лет назад. Тогда помогло ей наличие дочери, которая давно уже живет на другом континенте, обходясь без родителей. Гена остался с дочерью и с ней. И Верой.

Казалось тогда, что она сделала всё правильно, сохраняя семью. Муж защитился, стал профессором. А она — профессоршей. Но этот разрыв — из каната связи превратился в тонюсенькую паутинку. И она оказалась живее канатов семейных уз. И подлость ее казалась в её невидимости. Она, паутинка, видна только на солнце. А солнце в их жизни потом и было только от ее звонков и визитов в этот родной город.

Они были редкими, эти визиты. Но Вера видела, как сиял Геннадий. И видела паутинную эту связь. И это было невыносимо и стыдно явного своего недоброжелательства злобы и нелучших пожеланий.

Вера всё смотрела в окно. Там шел дождь, который зарядил так некстати с самого утра. А то уехали бы они за город и не было бы никакого этого звонка. Она всегда звонила на стационарный аппарат.

Мобильного номера муж ей не дал. И это чуть радовало. Может у них и закончилась эта странная долгожизненная связь.

А еще ей подумалось, чего она сейчас боится, ведь не сбежит ее профессор уже никуда. После тяжелой травмы он плохо ходил. Как-то искривился.

Но это не успокаивало Веру. Она посмотрела на спину сидевшего за компьютером мужа, подошла к нему со спины, обняла его за шею, прижалась к его щеке.

— Ты меня все-таки зови к телефону, — Гена без улыбки глянул на ее. — Мало ли что…

Вера поняла, что правильно ей тревожится.

Мается всю жизнь. Она понимала и уже давно точно знала, что есть связи, которые навсегда, даже если они не подтверждены номером мобильного.

И адрес она соврала напрасно курьерской почте. Это надежно.

Профессорша знала об этом не по наслышке. Пользовалась, если срочно нужно переслать дочери на другой материк.

Вера вздохнула привычно, вжав голову, закрывая форточку. Начала готовить ужин.

И привычно и смиренно подумалось ей.

— Что ж! будем ждать курьера, — сказала она вслух.

И Вера сразу переключилась, стала привычно греметь кастрюлями. И это означало, что надвигалось время семейного ужина.

14 сентября 2020, Цветочная тетрадь.

Капля

Он был худ, высок и вечно простуженный, ее сосед. Кто он, она не знала, да и не интересовало. Интересовала Лелю совсем другая публика — резвая, легкая, улыбчивая.

Она и сама была хохотушкой. Громкой и неугомонной. Из квартиры ее слышна была музыка, голоса и, если прислушаться, то и звон бокалов.

Сама она работала в модном салоне парикмахером. Была известна среди молоденьких содержанок. И любима ими, потому что несмотря на видимую легкомысленность, она умела слушать своих клиенток и успешно хранить их тайны.

С худым соседом она едва здоровалась у лифта, и он вызывал у нее тайное раздражение. Ну, нельзя же так выглядеть в наши дни. Жалко и непрезентабельно. Уж джинсы-то можно купить.

Сосед носил брюки, правда хорошо выглаженные, и на нем было по осени длинное мешковатое пальто асфальтового цвета. Убого и жалко он выглядел.

«И хорошо бы ему очки помоднее», — думала Ляля второпях на минутку, оценивая соседа. И тут же о нем забывая.

Но однажды случилось непонятное