Гардрад, похоже, как в воду глядел. Наступила весна. Фастрада не только сама наотрез отказалась куда-либо ехать, но потребовала, чтобы королевские дети тоже оставались дома.

– Здесь, во дворце, жизнь так приятна и удобна! Зачем мне мотаться по дорогам, как маркитантке? Королева франков должна иметь возможность постоянно управлять своим двором.

– Значит, для тебя не имеет значения то, что нам придется расстаться? – спросил весьма разочарованный король.

– Конечно, имеет. Мое сердце будет обливаться кровью. Но королева должна уметь подчинять свои чувства голосу рассудка. А здравый смысл требует, чтобы она продолжала вести хозяйство, пока ее муж воюет далеко от дома. Тебе – слава, мне – забота о твоих интересах. Ты совершенно не представляешь себе, что происходит, когда ты находишься далеко отсюда. Тебя обворовывают, тебя бессовестно грабят, причем в открытую! И я наведу здесь порядок!

Гордый тем, что заполучил супругу, способную пожертвовать собой ради их общего хозяйства, Карл отправился в очередной поход, оставив Фастраду командовать во дворце как ей будет угодно. В результате очень скоро все единодушно возненавидели ее. Дела пошли еще хуже, когда Карл возвратился. Градом посыпались обвинения. Не нашлось ни одного человека из тех, кто любил Хильдегарду или хотя бы просто был у нее в услужении, кого не коснулась бы враждебность Фастрады. И первыми жертвами, естественно, оказались граф Гардрад и кое-кто из его друзей.

С дьявольской ловкостью Фастрада сумела убедить Карла в том, что Гардрад, будучи лучшим другом Пипина Горбатого, старается сделать все, чтобы другим сыновьям короля не достался престол. Карл страшно разгневался и хотел немедленно отправить на эшафот тех, кого посчитал предателями и изменниками. Но Фастрада лишний раз доказала, насколько она коварна и лицемерна.

– Зачем казнить их вот так, сразу, – сказала она, – когда можно придумать наказание более жестокое и справедливое?

Ей пришло в голову устроить для неугодных ей людей чудовищную ловушку. Она посоветовала Карлу притвориться, будто он простил виновных. Пусть теперь пойдут помолиться в церкви, чтобы «очиститься от дурных намерений, направленных против него». Посылая их туда, он добавил:

– Клянусь, что, когда вы помолитесь, вы никогда больше не увидите меня в гневе…

Гардрад и его друзья охотно отправились возблагодарить господа за то, что он наконец помог Карлу понять, насколько лжива Фастрада, наставил его на путь истинный. Но, увы, они были слишком доверчивы. Как только граф и его друзья вышли из церкви, на них напали воины короля. Им выкололи глаза и – ослепленных – бросили в сырую темницу. Да, действительно, им не суждено уже было увидеть Карла во гневе… как, впрочем, и в любом другом состоянии души!

Пипин Горбатый, взбешенный всем, что происходило вокруг него, решил, что настала пора и ему перейти к действиям. Его прежняя ненависть к отцу вспыхнула с новой силой. Он поклялся погубить и короля, и его ненавистную супругу, объединив вокруг себя готовых к мятежу сеньоров, родственников несчастного Гардрада.

– Ни для кого не будет ни мира, ни спасения души, пока живет на земле эта мегера! А поскольку с помощью короля она имеет возможность безнаказанно возводить напраслину на всякого и ее лживые обвинения даже не подвергаются сомнению, король должен умереть вместе с ней!

Решено было покончить с королевской четой, когда она отправится в кафедральный собор Вормса на крещение дочери, которую Фастрада только что подарила своему мужу. Все было тщательно рассчитано, чтобы супруги не смогли избежать возмездия. Но все выплыло наружу из-за нелепой случайности. Заговорщикам не удалось даже встретить рассвет того дня, который был ими избран для осуществления своей мести. Ночью они были арестованы и казнены без лишнего шума. Единственный, кому удалось избежать смерти, был Пипин. Как бы он ни был виновен в глазах Карла, тот не решился пролить кровь родного сына. Молодого принца постригли и заперли до конца жизни в монастыре Прюма.

Сестра Пипина Альпаида не побоялась открыто, на людях, обвинить Фастраду в лицемерии и предательстве.

– Ты не сможешь прожить достаточно долго, Фастрада, чтобы насладиться всем тем злом, которое совершила!..

Разумеется, Фастрада тут же потребовала казнить дерзкую принцессу. Но Карл устал наносить удары. К тому же непомерная злоба супруги уже начинала тяготить его. Он выдал Альпаиду замуж за графа Тулузского, надеясь уберечь ее от несчастного случая, которые все чаще происходили с теми, кто чем-либо стеснял Фастраду.

Эта семейная драма раскрыла королю глаза. Душой он стал склоняться к дочерям, которые с каждым днем становились все красивее и за безопасностью которых он теперь особенно внимательно следил. О сыновьях он беспокоился меньше. Пипин-Карломан отныне жил в Италии, где готовился к коронации, а Людовик воспитывался в своем королевстве, в Аквитании. Таким образом, они оба оказывались вдалеке от злобы мачехи.

Шло время. Дочери становились все ближе и дороже королю. Он все чаще и чаще с ужасом думал о предстоящем расставании с ними. Действительно, приближался момент, когда, по крайней мере с одной, старшей и самой любимой Ротрудой, придется разлучиться. Ее жених, юный император Византии, вот-вот должен был потребовать, чтобы невеста приехала к нему.

Карл тщетно придумывал способ удержать дочку при себе, когда совершенно неожиданно, словно по волшебству, все уладилось само собой. Византийцы в политике были самыми хитрыми, самыми изворотливыми и самыми непостоянными партнерами, какие только встречались на земле. А дела в Византии приняли в это время довольно дурной оборот.

Устав от назойливой опеки своей матери Ирины, молодой император вспомнил о своем далеком будущем тесте и подумал, что тот мог бы помочь ему хоть как-то облегчить бремя. Они обменялись несколькими письмами, и, конечно, Ирине это страшно не понравилось. Переписки оказалось достаточно, чтобы надменная государыня пересмотрела отношение к предполагавшейся свадьбе. Она усмотрела в браке своего сына с франкской принцессой угрозу трону, которым слишком дорожила. В 788 году она разорвала помолвку Константина с Ротрудой, и Карл вздохнул с облегчением.

Но этого нельзя было сказать о юной Ротруде. Она-то рассчитывала, уехав в Византию, избавиться от мелочных придирок и строгого надзора Фастрады и теперь плакала день и ночь. Расстроенный состоянием дочери, неспособный видеть, как она горюет, Карл решил, что лучшим средством ее утешить будет найти для нее любовника. Как раз в это время красавец Рогрон, граф Манский, изо всех сил старался показать, как ему приглянулась девушка. Карл поддержал молодого человека. Не прошло и месяца, как Рогрон стал любовником Ротруды, которая, конечно, сразу же перестала плакать.

Кое-кто из несведущих ожидал, что Карл возмутится сложившимся положением вещей. Но ожидания эти были напрасны. Карл прислушивался к голосу природы, к тому же страстно желал удержать близ себя своих дочерей, а потому ничего не замечал. Он не желал видеть ничего дурного ни в том, что Ротруда сожительствовала с Рогроном, ни в том, что Бертрада вступила во внебрачную связь с блестящим Ангильбертом. А другие девочки были еще слишком малы, чтобы мечтать о любви…