Ресторанчик был почти пуст: судя по ценам в меню, люди предпочитали другую столовую. Я заказала стейк и легкую нарезку овощей и, когда официант ушел, принялась возиться со шпагатом, который обматывал посылку. Что же мне отправил Пауль?

— Я бы не стал ее открывать, — произнес знакомый голос. Я обернулась, и человек, сидевший за соседним столиком спиной ко мне, тотчас же осадил меня: — Не оборачивайся.

Я села ровно и, едва повернув голову вправо, спросила:

— Почему?

Эвгар тихо рассмеялся. Официант поставил на его столик заказанное блюдо и произнес:

— Приятного аппетита, милорд.

— Благодарю вас, — ответил Эвгар. Звякнули столовые приборы.

Периферийное зрение у меня развито отлично: я заметила, что Эвгар одет в щегольский темно-серый сюртук с искрой и что на полу рядом с его стулом стоит саквояж — почти такой же, как у меня.

— Собираешься в путешествие? — спросила я. Пожалуй, пора перейти с ним на «ты».

— Не открывай посылку, Вера. Мой отец никогда не потратит пятьсот тысяч золотых карун просто так. Он очень прижимист.

Официант принес мой заказ, но умопомрачительный аромат стейка теперь оставил меня равнодушной. Аппетит улетучился в неизвестном направлении. Посылка, стоявшая на столе, словно скалила зубы.

— Откуда ты знаешь про деньги?

Эвгар снова рассмеялся и ногой подтолкнул ко мне свой саквояж. Я машинально отметила, что у него были очень хорошие ботинки.

— Знаю. Положи туда посылку, закрой защелку и поставь на пол.

Я подчинилась. Саквояж был пуст, с него даже не сняли внутреннюю бирку дорогого магазина, и посылка короля рухнула в него, словно в подвал башни Кастерли. Я торопливо закрыла защелку и опустила саквояж на пол.

— Умница, — одобрил Эвгар. Вязкое, томительное ощущение беспомощности, охватившее меня в тот миг, когда я услышала его голос, все никак не проходило.

Из саквояжа донесся хлопок — легкий, едва различимый. Я испуганно посмотрела вниз, и Эвгар сказал:

— Ты кушай, кушай. Мясо стынет. Ешь, а я буду говорить.

Я подчинилась. Отрезала кусочек стейка, отправила в рот. Нежнейшее мясо казалось мне абсолютно лишенным вкуса. Овощи, политые ароматным соусом, были водянистыми и пресными.

— Ты рассказала ему, что я жив. Привела неоспоримые доказательства — причем такие, которые сделали тебя ненужным свидетелем. Плюс добавила полную информацию об артефактах. И зачем ты ему теперь нужна?

Он был прав. Незачем. Мои клиенты всегда играли в открытую — на этом я и попалась.

— Но печать на посылке… — промолвила я. Голос прозвучал жалко, чуть ли не обиженно. — Ее могли бы найти.

— Печать магическая, — усмехнулся Эвгар. — Испаряется после того, как сломана. Мало ли кто может быть твоим врагом? Друзья Тобби, например. Лихо ты с ним обошлась, я впечатлен.

Откуда, дьявол побери, он все знает? Смотрит на меня в волшебное зеркало?

Боковым зрением я заметила, как Эвгар вскинул руку, подзывая официанта. Мелькнуло тонкое запястье, украшенное алой ниткой с узелками — новомодное поветрие, якобы эта безделушка, привезенная из Святой Земли, приносит удачу в делах. Все мужчины в столице сейчас такие носят. И Дамьен, и Фюке, и принц Эван — только король не поддался общему безумию.

— Счет, пожалуйста.

— Сию секунду, милорд.

— Одним словом, переходи на нелегальное положение, — посоветовал Эвгар. — Из клиентов у тебя остался только Бувье. Меньшее из зол, на мой взгляд.

Зашуршали ассигнации, ложась в книжку меню.

— Отдай ему эти артефакты, — проговорила я. — Почему бы нет?

— А потому что сволочь, — произнесли от двери. Судя по тому, как изменилось лицо бармена, который медленно опустился под стойку, как немногочисленные посетители с жалобными стонами нырнули под столы, дела были плохи. Катастрофически плохи.

Эвгар поднялся из-за стола и, крепко взяв меня за локоть, поставил на ноги и резко развернул так, что я стала его живым щитом. Он действительно нуждался в щите: в дверях стоял Бувье собственной персоной. Его ребята, вооруженные до зубов, уже рассредоточились по ресторану. Зашуршали жалюзи на витринах, отделяя нас от остального мира.

— Сволочь, ага, — дружелюбно сказал Эвгар. Я вцепилась в его руку и судорожно прикидывала, насколько Бувье нуждается в живом артефакторе, и как быстро нас нашпигуют свинцом, если дела пойдут еще хуже. — Кто мне обещал личный канал поставки с юга?

Бувье и ухом не повел. Судя по выражению его лица, ему было наплевать на все, что скажет Эвгар — он хотел получить свое.

— Где мои артефакты? — сухо спросил он. Эвгар негромко рассмеялся и поставил ногу на свой саквояж. Рука, державшая меня, едва заметно стиснула мою грудь.

— Да вот они. Узнал, что ты зашевелился и привез лично. Дай нам уйти и забирай.

Бувье посмотрел сперва на саквояж, потом перевел взгляд на меня.

— Благодарю вас, миледи, — произнес он. — Вы отлично справились. Сколько вам обещал ваш предыдущий заказчик?

— Пятьсот тысяч золотых карун, — прошептала я. Вялая покорность, наполнявшая меня, никуда не делась: я почти безжизненно болталась в руках Эвгара и чувствовала себя марионеткой на веревочках. Хозяин обрежет их одним движением ножниц, и я упаду.

Бувье уважительно кивнул.

— Щедро, щедро… Удваивать их я, конечно, не буду. Вы ведь работали не одна, мои ребята тоже постарались.

— Просто отпустите меня, — свистящий шепот, сорвавшийся с моих губ, был таким, что я сама испугалась. Бувье прикрыл глаза.

— Разумеется. Эвгар, я надеюсь, что больше тебя не увижу. Проваливайте.

Эвгар толкнул саквояж в сторону Бувье и, не выпуская меня, двинулся к дверям.

— Удачи, Итан! — произнес он. Один из подручных Бувье открыл дверь, и мы с Эвгаром буквально вывалились в шум вокзала. Издали свистели поезда, шли люди, гремели багажные тележки, надрывались усилители, и эта какофония казалась мне райской музыкой.

А потом мир погрузился в тишину, и тяжелый горячий кулак ударил меня промеж лопаток.

Я успела удивиться, почему это вдруг лечу куда-то в сторону лавочек для пассажиров, почему воздух наполнен отвратительным запахом гари, дымом и пеплом, почему…

Потом пришел грохот взрыва и крики. И стало понятно, почему.

Придя в себя, я обнаружила, что лежу на койке, затянутой белым холстом, в большом зале лечебницы святого Варфоломея, и этот зал полон раненых и умирающих. Со всех сторон летели жалобные стоны и хрипы, зал наполняли отрывистые голоса медикусов, быстрые шаги сестер милосердия, похожих на больших серых птиц, а воздух был пропитан запахами гари, крови и нечистот.

Я поймала себя на мысли, что очнулась потому, что застонала. Спина и голова болели так, что все кругом качалось и плыло.