– О! Господин Ардашев! – проговорил кто-то за его спиной на английском.

Обернувшись, Клим Пантелеевич увидел шведского консула. Он улыбался в усы.

– Доброго дня. Как ваш автомобиль?

– Все хорошо! Машина уже на ходу. – Магнус Хольм раскрыл деревянный портсигар. – Не хотите попробовать? Это новшество теперь называют «сигаретой». Гораздо лучше папирос. Я скручиваю их с помощью ручной машинки и набиваю первоклассным турецким табаком.

– Благодарю. С некоторых пор я поменял табак на монпансье. – Клим Пантелеевич вынул коробочку «Георга Ландрина» и снял крышку. – Угощайтесь!

– О нет, спасибо, – засмеялся консул. – Как говорят персы: если хочешь ублажить волка, не стоит давать ему палудэ.

– Занятная вещица! – глядя на портсигар, польстил шведу Клим Пантелеевич.

– О да! Он сделан из тысячелетнего шведского дуба. Это своего рода талисман, оберег, если хотите. Подарок супруги. Она преподнесла мне его перед отъездом в Персию. Однако не стоит думать, что ветхозаветного исполина повалили просто так, ради наживы. Нет. Мы, шведы, очень ценим природу и бережем ее, – пафосно выговорил потомок викингов. – В дуб угодила молния. Электрический заряд расколол могучее дерево надвое. И только после этого лесник разрешил его срубить.

– Помилуйте, но откуда вы можете это знать?

– Жене поведал об этом продавец. – Он достал карманную зажигательницу и прикурил. Аромат душистого турецкого табака стал окутывать комнату.

– А вы, случайно, на бильярде не играете? – осведомился Ардашев.

– К сожалению, нет. Но я был бы вам очень признателен, если бы вы согласились дать мне несколько уроков этой игры.

– С удовольствием, – без особенного энтузиазма вымолвил статский советник, жалея в душе, что сегодня ему вряд ли удастся скрестить кий с достойным соперником. И эта едва заметная нотка разочарования не ускользнула от наблюдательного шведа. Слегка прищурившись, он изрек:

– Предлагаю своеобразный обмен любезностями: вы обучаете меня игре на бильярде, а я научу вас управлять автомобилем. Идет?

– Что ж, – улыбнулся Клим Пантелеевич, – трудно не согласиться на столь заманчивое предложение.

– Вот и отлично. Тогда приступим. – Консул затушил сигарету в пепельнице и, заметив, пишхедмета[68], поманил его к себе.

Надо признать, что ученик оказался на редкость способным. Он довольно точно копировал манеру игры Клима Пантелеевича и, наблюдая за ним, старался во всем подражать. Они проиграли примерно час, когда появился Байков. Драгоман шепнул Ардашеву, что француженка мадам Ренни и капитан Вильям Фог уже дважды справлялись о нем. Переводчик вновь испарился, словно утренний туман в горах.

Условившись со шведским консулом продолжить обучение позднее, статский советник прошел в другую залу, где британский военный агент дулся в покер с тремя партнерами. Судя по кислой мине англичанина, ему не везло.

Кроме него за столом сидели два толстых перса – министры правительства Мустафиоль-Мамалека – и какой-то пренеприятнейший тип лет шестидесяти с плешивой головой, длинными и широкими, как у английского дворецкого бакенбардами, усами-щетками и в обсыпанном крупной перхотью черном пиджаке. Он все время потел, вытирал несвежим платком лоб и вздыхал. Его пальцы, точно вертела шашлыком, сплошь были утыканы перстнями. Только этому игроку, в отличие от британца, фортуна явно благоволила. Персидские туманы, турецкие лиры, швейцарские франки и германские марки громоздились рядом с ним. Он представился как прусский барон Вальтер фон Ромберг.

Чуть поодаль очаровательная репортерша «Le Figaro» раскладывала пасьянс и заметно скучала в компании Байкова и жены французского посла (малопривлекательной дамы лет сорока пяти). При появлении статского советника красавица заметно оживилась, что не очень-то пришлось по нраву переводчику и капитану Фогу, который, не желая оставлять Ардашева в компании с мадам Ренни, настойчиво увещевал русского дипломата войти в игру. И статский советник согласился.

Примерно через час Климу Пантелеевичу покер наскучил. Положив карты на стол, он разочарованно изрек:

– Смею заявить, что господин фон Ромберг, выдающий себя за прусского барона, банальный картежный шулер. И вполне возможно, что никаким бароном он вовсе и не является. Но если этот факт еще и требует доказательства, то первое мое утверждение – сущая правда. Неужели никто из вас не изволил заметить, как он помечает нужные карты, накалывая их острым шипом, спрятанным под перстнем на безымянном пальце правой руки? Видите? – Он бросил на стол две карты рубашкой вниз; в правом верхнем углу каждой из них виднелись явные следы прокола. Поднявшись, статский советник резко схватил жулика за запястье правой руки и, сорвав перстень, швырнул его на стол. – Вот, полюбуйтесь, – не отпуская руки мошенника, проговорил статский советник.

– Я буду с вами драться на дуэли! – вскричал покрасневший, как августовский помидор, фон Ромберг. – Вы не смеете так разговаривать с подданным Пруссии!

– А вы, сударь, наглец! – выговорил Ардашев и резко надавил уже двумя большими пальцами на тыльную сторону ладони картежника. И барон, вскрикнув от боли, стал опускаться на колени.

– Отпустите, прошу вас, отпустите! – взмолился он.

– Я не буду передавать вас местной полиции лишь потому, что своим непристойным поведением вы бросаете тень на всех европейцев. К тому же по местному закону вам, как вору, для начала отрубят палец. Но я надеюсь, что после сегодняшнего скандала вы навсегда забудете сюда дорогу, не так ли, сударь? – не отнимая руки, произнес русский дипломат на чистом австрийском диалекте.

– Да-да, обещаю! – со слезами на глазах жалобно простонал жулик.

– Так убирайтесь! – Клим Пантелеевич освободил запястье.

Немец, не вставая с колен, точно рак, попятился задом, потом поднялся и засеменил к выходу.

– Простите господа, что я не сдержался и испортил вам вечер, однако мне наскучило смотреть на этого плута, – Ардашев прощался одними глазами, – позвольте откланяться.

– Вы правы, сегодня действительно скучно, – вставая, проговорила француженка. – Вы не откажетесь проводить меня?

– С большим удовольствием, мадам.

Последовала немая сцена. Англичанин сидел с раскрытым ртом. Он силился что-то сказать, но не мог, будто язык прирос к небу. Тоже и Байков: смотрел растерянно и не двигался, точно стул намазали клеем. Заметив это, Клим Пантелеевич сказал:

– Что же вы, Митрофан Тимофеевич? Седлайте вашего американца. Поедем.

– Да-да, всенепременно, – ответил переводчик дрогнувшим голосом.

Мадам Ренни первая направилась в переднюю, и статскому советнику не оставалось ничего другого, как последовать за ней.