…Они сидели под зеленым зонтиком уличного кафе. Ее лицо, руки и белое платье стали зеленоватыми, и она была похожа на русалку. Светло-русые, гладко зачесанные волосы, не накрашена, скромная цепочка белого металла на шее. Серебро? Нет, пожалуй, платина…

– Кончается лето, – неопределенно заметил Федор.

Лидия кивнула.

– Я видел вашу подружку Владу… Интересная девушка. Заметная. На фотосессии в музее восковых фигур.

Лидия улыбнулась:

– Заметная. И громкая. Мы скорее соседи, чем подруги, выросли в одном дворе…

– Понятно. Она собирается поступать к нам, сказала, диплом философа никому еще не навредил.

Лидия расхохоталась. Федор любовался девушкой и удивлялся, что не замечал ее раньше. Ведь сталкивались неоднократно, не могли не сталкиваться, он часто бывает на «иностранной» кафедре, навещает друзей…

– Влада хочет быть моделью. Ваш друг обещал устроить ее к Регине Чумаровой. У нее все данные, жаль, если это просто болтовня. Скажите ему, ладно?

– Скажу.

– Ей очень нужны деньги…

– Я понимаю. Одеться…

– Нет! Она содержит брата. Больше у них никого нет. Тетя Оксана умерла, когда Владе было семнадцать, а Виталику десять. Виталик не совсем здоров…

– Что с ним?

– Никто не знает. Что-то с головой. Его лечили, даже в диспансере лежал, когда были деньги. Он как маленький ребенок и совсем не разговаривает. Очень дружелюбный, ластится как щенок, радуется… Понимаете, он все время радуется… Улыбается. Врачи говорят, какая-то форма аутизма. Нужен тренер, постоянный присмотр. Его научили держать карандаши и рисовать красками, рассматривать книжки. Еще он любит мультики, но не понимает, просто смотрит. Даже умываться сам не умеет. И почти весь день один, сидит запертый. Иногда соседка присмотрит. Влада оставляет ему еду в трех тарелках, научила есть сначала из одной, потом из другой… И самое главное, она не жалуется, понимаете? Это… страшно. – Лидия приложила ладони к щекам. – Мне жалко ее. Обоих жалко. Она работает, но работа часто временная. Иногда на двух работах, но не жалуется. Если сможете, помогите…

– Попытаюсь. У Ивана траур, умер его друг и спонсор. Он готовил выставку, а теперь не уверен, что получится, переживает.

– Да, я помню, вы консультируете полицию. Только непонятно, зачем им философия.

– Вы не представляете, Лидия, до какой степени криминалистика связана с философией. Кругозор, широта мысли, умение анализировать и ассоциировать… да мало ли! Правда, мой друг капитан Астахов, человек скептичный и консервативный, считает, что философия – древняя наука для недоразвитого общества и в двадцать первом веке никому не нужна, так как всем все по жизни ясно, технологии развиваются, народ умнеет и тоже развивается. Главное темп и динамика.

– Но ведь природа человека не меняется!

– Вот видите, вы ухватили суть. Технологии, темп, динамика, а природа человека не меняется. Как по-вашему, почему? Почему тормозится духовная эволюция?

– Потому что человек хищник. Духовная эволюция есть, но она медленная. Я читала, что первобытный человек целых тридцать тысяч лет приручал волка, представляете? Делал из него собаку. Мы сложнее волка, нам нужно больше времени.

Федор рассмеялся:

– Вы уверены, что иностранные языки ваше призвание?

– Я хочу уехать отсюда. Без языков никак…

– А семья?

– У меня никого нет. И спонсора тоже нет. Я даю уроки английского, еще стипендия. Через два года получу диплом и уеду…

Они помолчали. Ее руки лежали на столе. Маленькие, тонкие, с ненакрашенными ногтями. Федор представил, как накрывает ладонью ее руку. Пауза затягивалась…

– Вы не очень спешите? – вдруг спросила Лидия, и Федор вздрогнул. Покачал головой. – Пошли в парк, попрощаемся с летом. Сто лет там не была… Одной не хочется. Скоро осень с дождями, учеба, а потом зима…

Казалось, в конце каждой ее фразы стояло многоточие, в глазах – вопрос, а улыбка неуверенная, словно она спрашивала себя зачем. Она брала на себя самое трудное – первый шаг, понимая, что он его не сделает. Она видела, что он колеблется, позвала и молча ждала…

Они бродили в парке, потом вышли к реке, сбросили обувь и пошли босиком по теплому песку. И только когда небо заполыхало малиной, повернули назад. Им было о чем говорить. Лидия много читала, любила и знала историю, она знала, чего хочет: независимость, обеспеченность, интересная работа. Три кита. Возможно, близкий человек…

– Только не любовь, я не хочу терять голову…

– Я думал, девушки мечтают о любви, – заметил удивленный Федор.

Лидия расхохоталась, коротко бросила:

– Нет!

Ее рассуждения были вполне зрелыми, мысль она выражала твердо и уверенно.

– Любовь мешает и сбивает с пути. Достаточно просто симпатии…

«Обожглась?» – пришло ему в голову.

– Философы это прекрасно понимают, они все свободны. Вы вот тоже… Не встретили той единственной? – в словах ее звучала насмешка.

– Не все способны любить, – сказал он не сразу. – Это талант. Согласен, часто достаточно просто симпатии. И голова остается трезвой. Кроме того, не все умеют жить вдвоем. Но ведь это не зависит от нас, правда?

– Это талант, согласна. Наверное, у меня его нет. Мне никогда ничего не обломилось даром. Я много работаю, я знаю, чего хочу, и я это получу. Моя жизнь зависит только от меня. Во мне нет романтики, я слишком… не знаю, как сказать… Реалистична? Я не хочу размениваться, понимаешь?

Она сказала «понимаешь», а не «понимаете», словно случайно оговорилась.

– Понимаю. – Федор притянул ее к себе. – Никто не знает, что будет завтра…

Они целовались в темном уже парке, на террасе, где рано утром его ждал Иван. На парапете висели десятки замков, оставленных влюбленными: разноцветных, больших, маленьких и в виде сердечка. Внизу, у подножия вала, посверкивала речная быстрина, в ней отражались городские огни. Над рекой светился розовым закат, а над их головами были уже ночь и звезды.

…Разбудил Федора звонок мобильного телефона. На экране высветилось время: шесть ноль пять. Он был один. Лидия исчезла. Звонил Иван Денисенко. Федор подумал с досадой, что звонить ни свет ни заря становится дурной привычкой фотографа. Он вспомнил девушку Кротова, которая тоже исчезла. Сравнение было неприятное, какое-то знаковое, и Федор поморщился.

– Спишь? – спросил Иван с тоской. – А я не могу. Почему так хреново, Федя? Скажи как философ! Что не так с нами? Чего нам не хватает? А? Кто мы? Человек или червь?

Федор молчал, вопрос не требовал ответа. Ивану не спалось и хотелось участия, он продолжал развивать тему червя. Федор подумал, что Лидия не ушла, она в ванной. Он отбросил простыню и поднялся с дивана. Стоял посреди комнаты, прислушиваясь к звукам квартиры, до него доносилось из трубки невнятное чириканье Ивана, и было совершенно непонятно, о чем тот говорит. Странная девушка. Необычная. Чувствуется в ней какой-то надлом. Легкости нет, соответственной возрасту. Умная. Жесткая. Жесткая? Нет, пожалуй. Держит себя в руках. Бабушка держала в руках…