– Джентльмен. – Она, пожалуй, первый раз улыбнулась.

У него прямо сердце растаяло.

– А скажите, зачем вам такая старина, такой нафталин?

– Ну, во-первых, это прекрасный роман. Англичане его ценят. Для них это почти как для русских «Анна Каренина». Читали?

– Конечно, – сказал Дирк. – Не только читал, но даже и играл. Как вы думаете, кого?

– Каренина? – спросила она. – Алексея Каренина? Мужа Анны?

Дирк расхохотался:

– Представьте себе, Вронского! Но это было, если не соврать, полвека назад.

Она не подхватила эту тему. Наверное, обидчиво подумал Дирк, приняла его за актера-любителя, за какого-нибудь предпринимателя или менеджера, который рассказывает, как в молодости в гимназии или университете они поставили спектакль по знаменитому русскому роману.

– А во-вторых, – продолжила она, – здесь хороший язык, настоящий «бритиш», неразменное золото английского языка.

– Как вы красиво говорите, – всплеснул руками Дирк. – И что вы с этим золотом намереваетесь делать?

– Пока не знаю, – вздохнула девушка. – Допустим, я окажусь в Англии или в Соединенных Штатах. Люди оценят, даже американцы. Это все равно очень хороший язык. Лучше говорить немножечко старомодно, но безупречно правильно, чем ляпать ошибки на современном жаргоне.

– Какая вы умная! – воскликнул Дирк. – Просто сплошное удовольствие слушать. Да, простите, ради бога, а как вас зовут? Про меня-то вы все знаете, я – Дирк фон Зандов…

– И в-третьих, – сказала она, – я когда-то была студенткой филологического факультета, все это я когда-то проходила, слушала лекции, занималась в семинарах у серьезных профессоров.

– Вы окончили университет? – спросил Дирк. – Вот это да, дорогая… так как же вас зовут?

– Здесь написано, – неожиданно неприязненно сказала она и чуть-чуть пошевелила плечом, чтобы он увидел бейджик с именем «Лена».

– Лена! Какое прекрасное имя. Помните Лену Ню-ман? Знаменитый фильм «Я любопытна».

– Нет, – ответила она, – извините, не помню. А университет я не окончила. Мой папа был бизнесмен в русском городе Ярославле. Потом папу стали прессовать.

– Простите? – не понял он.

– Долгая история. – Лена нахмурилась. – А в конце концов убили. И маму тоже. Их двоих убили, взорвали в машине. Отняли квартиру и загородный дом. Я переехала к тете, а у нее совсем не было денег. Я не была балованной девочкой; когда я маленькая была, мы бедно жили, и я помню, как мама с папой карабкались. А потом лет пять мы жили хорошо. Большая квартира, две машины, денег сколько хочешь. Ну сколько можно захотеть в Ярославле? Не так уж много, но для меня это было «сколько хочешь». Старшие классы и университет. Я была просто маленькая королева. Одета лучше всех. Угощала друзей, водила в кафе. А потом раз, и все. Маму с папой по кусочкам собрали, в два гроба положили. Прихожу домой, двери заперты, чужой дядя говорит: «Иди, девочка, быстрее вон отсюда, ну бегом давай, и скажи спасибо, что не изнасилуем, мы сегодня устали…» Я к тете, у тети денег нет. Работать надо, но я уже привыкла, уже знала, как люди хорошо живут, поэтому удрала сюда.

– Но позвольте, – удивился Дирк, – удрать сюда не так-то просто. Многие люди со всего мира пытаются получить здесь беженство, вид на жительство, но у них как-то не особенно получается.

– А мне было несложно. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Я хитрая. У меня папа с мамой состояли в партии «Союз правых сил».

– Боже, – сказал Дирк, – я, конечно, вам очень сочувствую в связи с гибелью ваших родителей, но что, они были нацисты?

Лена грустно улыбнулась:

– Вы знаете, здесь все так считают, но они были не нацисты, а наоборот. Это была партия тех людей, которые делали русские реформы. Гайдар, Ельцин, Чубайс… Может, слышали?

– Нет. Но почему правые? Ведь правые – это «Зиг хайль» или какие-то очень неприятные люди, если и не нацисты.

– В России все наоборот, – объяснила Лена. – Наши «правые силы» – это все равно что ваши… даже не знаю кто. В общем, которые за демократию и рыночную экономику. Равенство перед законом и все такое.

– С ума сойти, – сказал Дирк. – Ну и что?

– А то, что мой папа был в правлении местной партийной организации. Вот этой самой партии «Союз правых сил», которые за реформу, за демократию и рынок. И мама тоже. Мама была вовсе зампредседателя местной организации.

– Ага, – кивнул Дирк, – кажется, я догадался.

– Вы правильно догадались, – сказала Лена. – Но я не постесняюсь сказать вслух. Да, я попросила политического убежища, я стою на очереди как политический беженец, ведь никто не знает, за что убили папу и маму. То ли за бизнес. А то ли за политику. Или за то и другое вместе. В России всё вот так. – Она сцепила обе руки в крепкий замок, так что пальцы побелели, помотала в воздухе и сделала вид, что не может их расцепить.

– У нас, по-моему, то же самое, – сказал он. – Разве что не так ярко. И слава богу, без крови. Еще раз примите мои самые искренние соболезнования.

– Спасибо, – кивнула она.

– Все переплетено и запутано. Возьмем, к примеру, меня. Вот вы, например, знаете, кто я такой? – Он чуть-чуть придвинулся к ней и прищурил левый глаз. – Ну вот как вы думаете, кто такой этот немолодой мужчина? Точнее, пожилой мужчина? Ну хорошо, давайте скажем откровенно – кто такой этот старичок?

Она покосилась в свою тетрадку.

– Господин Дирк фон Зандов.

– Ну да, да, да, – засмеялся Дирк. – Получается, мадемуазель, или мисс, или фрекен Лена, как вам больше нравится, но для меня уже не только Лена, что я про вас знаю гораздо больше, чем вы про меня. Вы из России. Стараетесь получить политическое убежище. Пока у вас временный вид, паспорта еще нет. Учились, недоучились, жили сначала в бедности, потом в богатстве. После ужасной трагедии приехали сюда. Целый роман можно написать. Или даже сценарий для фильма, в этом я кое-что понимаю. А кто такой я? Неужели вам не интересно?

Конечно, ей не было интересно.

Было видно по ее лицу, что в голове у нее мечутся две мысли. Правильнее всего было бы спокойно и корректно сказать: «Извините, но я на работе. Я не имею права интересоваться личной жизнью наших постояльцев». Однако у них ведь «гуманный менеджмент», и специальностью данного отеля и всей сети отелей, к которой теперь принадлежала эта гостиница, было особенное, внимательное, человечное отношение к клиентам. Служащих так инструктировали – не бойтесь вступать в разговор, не бойтесь даже задать вопрос, когда видите, что клиент хочет, чтобы его о чем-либо порасспросили. Особенно если клиент – человек одинокий и старый. Таковы наши принципы! Такова наша миссия! (Дирк вычитал это в рекламном проспекте «Гранд-отеля», когда заказывал номер.) Вероятно, именно поэтому она и выложила ему разные подробности о своей жизни. Но в глубине-то души, конечно, он был ей ни капельки не интересен. Престарелый болтун, которому делать нечего. Успел наболтать что-то на грани пристойности про ее ягодицы, а сейчас ишь как на грудь пялится. Увы, милый дедушка, вы мне абсолютно не интересны. Но, чуть подумав, она сказала: