— Да ничего особенного. Аркадий Исакович болеет, но переживает, что подводит свой коллектив. О поездке за границу говорил скупо, но зато полон планов после возвращения. Да и ехать он туда не очень стремится — за жену больную переживает.

Правду говорить, как известно, легко и просто. Я был уверен, что Райкин эта не та фигура, что может сбежать за границу. Думаю, артист прекрасно понимал, что таких условий как здесь — не будет нигде. Плюс Райкин как никто привязан к родному языку. Так что сколько ни крути фигу в кармане, а жить и работать он будет здесь. Да и такие якоря в виде больной жены и детей, чья карьера кончится в один момент...

* * *

Еду домой, никого не трогаю, и вообще, предвкушаю ужин и покой. Ладно, когда дома полно гостей, то вторая часть не гарантирована. Но есть захотелось — аж в животе заурчало. На обед не стал ничего брать, в кафетерии выпил стакан какао с молоком и булочку уничтожил. А сейчас вот захотелось какой-нибудь нездоровой пищи. Картошки жареной, котлет, или блинчиков с мясом. И винишка красного бокальчик. Риохи, к примеру. А лучше два. И стейк рибай, средней прожарки.

Да что ж это такое, а? Слюны полон рот, в животе урчит, голова не думает. Какая еще риоха? Какой стейк? Нет, надо остановиться у автомата, позвонить домой, пусть готовятся. Странные звуки, однако, издает двигатель. Гах-гах... Ага, уже нет. Заглох. Что такое не везет и как с этим бороться? Взял фонарик, открыл капот, вышел из машины. Мои поздравления, товарищ Панов, у вас весь карбюратор в бензине — кирдык уплотнительному колечку наступил. Надо менять. Красное винцо, говорите?

Поставил на нейтралку, по нечищеной дороге еле откатил к обочине. Что же, приступим. Куртку ремонтную надеваем, ключики достаем. Давненько я не брал в руки шашек. А к хорошему, как известно, привыкают быстро. Но в голове кое-какая память осталась. Открутил крепление тяги газа и подсоса, разобрал карбюратор.

До чего же у нас народ отзывчивый! Даже на Кутузовском проспекте. За пять минут трое остановились, помощь предложили. Один даже зажигалку газовую хотел подарить, сказал, что там резинка такая же. Но искомое у меня и так было, в пакетике лежало. Не знаю даже, наверное, изначально валялось, а я умный, не выбросил. Самой муторной оказалась, кстати, не сборка, а разборка, я успел подзабыть все подробности.

Надо бы куда-то загнать машину, пусть посмотрят. А то я с такой фигней почти час провозился, закоченел. А где-нибудь в чистом поле, да поломка посерьезнее?

— Анечка, любовь моя, срочно, немедленно! Спасай!

— Что случилось? — расслабленная общением с мамой Панова, она восприняла всерьез мои слова.

— Жрать давай! Пока я не съел тут никого! Быстрее, у тебя ровно минута, пока я руки мыть буду!

— А чего ты такой чумазый?

— С аварии приехал...

* * *

Паульсен, конечно, красавчик. С таким выражением лица только родиться можно, наверное. Он слова не произнес, проходя мимо швейцара на входе в «Прагу». Как тот не отвесил поясной поклон — не знаю, но желание сделать это у него было хорошо видно. Я такого пиетета перед ним не чувствую, в конце концов, он мой подчиненный. Вернее, наемный сотрудник. Хотя и высокопоставленный. Кстати, когда я предложил ему самому назначить себе зарплату, то Фредерик озвучил один франк в год, пока дела не пойдут лучше. А я почему-то думал, что Ли Якокка был первопроходцем такого отношения к окладу. Хотя американец был антикризисным менеджером, да и государство ему денег отвалило на Крайслер, а это — владелец, который за свою компанию всё готов отдать. Дело жизни, надо понимать...

И официанты почуяли породу — все эти жесты с поправленной на три миллиметра скатертью, конечно, показуха, но и отношение демонстрируют. Кажется, Галич вспоминал, как он после войны встретился в каком-то ресторане с Вертинским. Решил удивить известного артиста, заказал деликатесов. А Вертинский брезгливо приказал подать ему просто чай, да еще и сдачу до копейки забрал. Официант без слова менял трижды стакан, и с восторгом смотрел на певца. А потом спросил: «Кто этот барин?».

Вот и Паульсен. Заказал скромно, без алкоголя, воды попросил. Деловой контакт, не гулянка. Мы коротко переговорили, я дал ему ценные указания, мы в который раз уже обсудили, что надо делать и сколько долларов можно положить в особый конвертик. Иносказательно, конечно — в Праге слушают столики.

Думаю, директор и сам бы справился. Это я в фарминдустрии ни фига не рублю, а он уже сколько собак съел и чиновников подкупил...

А потом я подумал: ёлки-палки, а что же я не использую на всю катушку свое ноу-хау? И озадачил его и омепразолом, и разработкой производства всего для тройной и четверной терапии язвы в заметной упаковке. Сейчас все бросятся осваивать этот рынок с хеликобактер, так должны же мы урвать кусок этого пирога. Подумал — и нарисовал ему усовершенствованный костыль. Пусть американцы утрутся, нам самим денежки нужны.

* * *

На прощание я купил в «Праге» их фирменный тортик. Зря, что ли, ходил сюда? Салатик не в счет вообще. От предложения подвезти Фредерик отказался, сослался на желание прогуляться перед сном, посмотреть Красную площадь. Железобетонный дед. А я поехал домой. Мне там больше нравится.

Тортик был встречен на «ура». Естественно, сразу же поставили чайник, и вытащили для прохождения испытаний заварник объемом литра три, купленный сегодня.

— Тебе звонили, кстати, — сказала Аня, расставляя на столе чашки в крупный красный горох.

— И кто? Почему доклад не по форме, к слову?

— Эх ты, командир, — она взъерошила мне волосы. — Какой-то Башкатов, что ли. Да погоди, у меня записано всё. Вот, — она достала блокнот с холодильника. — Полковник Балашов, Сергей Дмитриевич, зам начальника следственного управления КГБ по городу Москве.

— И что хотел товарищ?

Удивительное спокойствие, однако, у Ани. Большинство советских граждан после таких звонков лихорадочно начинают собирать сухари.

— В девять утра послезавтра, Дзержинского, десять, с собой паспорт.

— Слушай, как-то ты не очень стандартно реагируешь на звонок от чекистов.

— Так он мне объяснил, чтобы я не беспокоилась, ты же пострадавшим проходишь.

Тут я всерьез задумался. Неужто золотозубых раскололи до конца?

Глава 6

Внезапно я занялся кумовством. И где? В самом сердце кремлевской медицины! Устроил Давида на нашу скорую. Совершенно внепланово. И