подарки денег не хватит». Звонит в домик друзей, говорит: Чебурашка, зеленый на КГБ работает, не слушай его. Приходит крокодил, так и так, что хочешь? Ничего, — говорит Чебурашка, — у нас всё есть, я и в магазине куплю. Ну, тот уходит, а Чебурашка ему вслед: Гена, слава КПСС!

Посмеялись, тут нас и на вызов позвали. Геворкян записал адрес, вздохнул.

— К Волобуевой.

И Валентин тоже не обрадовался, кивнул, начал собирать чемодан.

— Это какая-то местная легенда? — спросил я, когда мы спускались по лестнице.

— Ага, — кивнул фельдшер. — Наркоманка. Сейчас опять начнет симулировать.

— Постоянная клиентка?

— Случается. Её в стационаре за задницу схватили. Легла якобы с переломом ребра. И не заживает, зараза, а она стонет день и ночь, боль адская. Ну, кололи наркотики, жалко человека. А на рентген ходила с полотенцем, грудь заматывала, говорила, что стесняется, про смягчение излучения что-то несла. Ну, и в один прекрасный день наш «фотограф» снимки сравнивает и говорит: не пойму, было пятое ребро сломано, а сейчас шестое. А эта звезда иголку под полотенце лепила, а на рентгене как перелом.

— Хитрая, однако, — заметил я. — Выгнали?

— Скандал замяли, сам понимаешь — дочка какого-то там генерала из Минобороны. Но вот как у нее марафет достать не получается, начинает на скорую звонить. Сейчас посмотрим, что она петь будет.

Волобуева на классическую наркоманку с сальными волосами и выпавшими зубами, как их в кино показывают, не похожа была совсем. Лет тридцати, худощавая, с модной стрижкой «сэссун». Бледновата слегка, но не более того. Ну лицо стервозное, так это к делу не пришьешь. У нас тут как раз оценка личности по паспорту, не по роже.

— У меня почечная колика, — заявила она с порога. — Срочно уколите мне морфин, сил нет терпеть!

— Ну поедемте в больницу тогда, — обреченно произнес доктор. — Там анализы сдадите, посмотрят, что за колика такая.

— Вы меня растрясете!

— Мы поедем аккуратно, да и камень, возможно, выйдет.

— Дайте морфин! — крикнула она, вставая со стула.

— Нет!

— Ах ты тварь! — клиентка полезла с кулаками на Геворкяна, но мы с Валентином оттеснили ее в сторону.

Пока мы делали это, узнали много нового о себе, отдаленных предках, несостоятельной эрекции, половых девиациях. Столько интересного за один раз голова не вмещает. Впрочем, дамочка быстро пошла на второй круг, вплетя в нить повествования папу-генерала, который обязательно подгонит пару танков, исключительно, чтобы расстрелять нас. Стандартный набор. Думаю, попасть в армейский центр по реабилитации наркоманов на архипелаге Новая Земля у нее шансов больше.

Уже в машине я рассказал про маршальскую вдову и Авис Акопович поведал нам, что Трунову объявили выговор. И даже завернули характеристику на выезд в Болгарию в мае. Не погреется «Гойко» на золотых песках с Лизуном...

* * *

Давид на свою первую смену заступил утром. Мы с ним встретились после планерки. Ну дал я ему пару напутствий, как без этого. Расписал кто что из себя представляет, предупредил не лезть в трусы к Дыбе — даже если сама предложит.

— Мне?! — удивился Ашхацава. — Не гони... Это ты у нас красавчик и все девки твои, а мне ни одна просто так не давала — всегда бегать приходилось. Цветы, рестораны, подарки...

— Начальница у нас такая... — я замялся. — Специфическая. Как выпьет, на перепихон тянет. Подарки не понадобятся.

— Ну так это же здорово! Видел я ее. Хоть и б/у, но вдувабельная. Трахнуть ее, и считай, все надбавки твои. Двойное удовольствие!

Давид заулыбался, прямо как кот над сметаной.

— Ты дурак?

— А что такого? Главное про презерватив не забыть. Ты же не вломишь меня Симке?

— Не вломлю. Но ты подумай головой, а не головкой! Тебе с Дыбой еще работать. А если она еще кого к себе в кабинет поведет на твоих глазах?

— Зарэжу! — засмеялся «князь», хватаясь за воображаемый кинжал на поясе. — Обоих!

— Ладно, зайду с другой стороны. А если поссоритесь? Она же тебе тут жизни не даст! Испортит характеристику.

Рассказал про историю с Труновым. Как быстро обламывают борзых врачей. А уж про фельдшеров и вовсе говорить нечего... Это подействовало. Рисковать характеристикой и будущей работой в московских больницах Давид не хотел.

Совсем на ухо сообщил еще, чтобы никаких анекдотов вообще никому не рассказывал и о пациентах ни с кем ни полслова.

— Да говорено уже, — махнул он рукой. — Помню. Сразу понятно: говно, а не коллектив. Если бы не зарплата, хрен бы я сюда вообще пошел.

— То-то я смотрю, нарядился как на парад. Так только на ненавистную работу ходят.

— Симка всё приставала: ты должен выглядеть лучше всех, — передразнил он Голубеву. — Вот и напялил на себя рубашечку белую, галстучек.

— Ладно, работай, — пожелал я ему на прощание и поехал на улицу Дзержинского, дом десять.

* * *

Всё по высшему разряду: и пропуск на меня уже был выписан, и провожатый пришел буквально через пару минут. Ну, и руки никто не заламывал. Безликий некто лет тридцати, в сером костюмчике, уже явно вросшем в кожу, вежливо довел меня до двери без вывески и номера кабинета.

Полковник Балашов представился, предложил присесть. И даже чай уговаривал попить. Среднего роста, мордатый, глубокие залысины с обеих сторон. Ямка на подбородке, и самая заметная деталь на лице — очки. Последнее, конечно — смерть фашистам, со здоровенными стеклами. А ему, похоже, нравятся: вон как любовно бархоткой протирает. Или это у него такой прием следацкий, чтобы собеседник расслабился, подумал, что перед ним тюфяк какой-то. Ага, который до такого поста в этой конторе дорос.

Сергей Дмитриевич задал несколько вопросов, записал ответы. Про суд, как повязали, что было, кто что сказал. Намекнул, что с Калиниченко связывался. В принципе, он не особо и скрывал, что отбывает номер. Ну вот как мне, допустим, позвонит главный врач и попросит посмотреть кого-то. Я тоже поулыбаюсь и чай предложу. Но большой заинтересованности не проявлю. Короче, я ожидал, что мы сейчас соблюдем формальности, да я и пойду.

Только в самом конце разговора, когда я уже тайком начал поглядывать на часы, Балашов как бы между прочим сказал:

— Вы, Андрей Николаевич, поосторожнее там... с прогнозами существования Варшавского договора и Советского Союза...

Я в недоумении уставился на него.