— Значит, никого из его родных в живых не осталось?!

— Почему? — Галимулин явно гордился своей осведомленностью. — Имеется двоюродная бабушка. Иными словами, сестра его покойного деда. Зовут Мария Петровна Суконцева, в девичестве Кордубцева. Проживает на моем же участке, правда, домовладение другое. Вдова. Супруг лет семь назад скончался. Кажется, от инсульта.

— Возраст ее какой? Род занятий?

— Пенсионерка. Медсестра в прошлом. Правда, подрабатывает. В церкви нашей в свечной лавке торгует. А возраст… — Участковый достал разграфленную тетрадь, полистал. — Одна тысяча девятьсот тридцать пятого года она. Стало быть, восемьдесят два ей.

— Пошли к ней. Познакомите меня. А представлюсь я ей сама. Допустим, я сотрудник страховой конторы. Вы мне подыграете.

— Конечно, конечно, — подобострастно склонил голову майор.

Он закрыл опорный пункт, и они отправились. Снегу в ту зиму навалило предостаточно, да и морозно было. Варя пару раз поскользнулась, но Галимулин не помог ей, под руку не взял — опасался, девушка на полголовы выше него, да и должность ее значилась куда престижней: столичный главк тайной полиции — это вам не подмосковный участковый.

Впрочем, взамен физической помощи коллега стал разливаться соловьем — осведомленность свою демонстрировал. Даже задыхаться при ходьбе начал, тяжело столь полному, маленькому телу торопиться по скользости и одновременно докладывать. Да еще знаки почтения даме выказывать — полной ручкой делать: прошу вас сюда, прошу туда, да вперед ее пропускать.

Из рассказа майора выходило следующее.

Елисей Кордубцев принадлежал не к первому и даже не ко второму поколению тутошних обитателей — к третьему. Родился он в 1998 году в семье тех, кто сам, в свою очередь, в этом доме вырос. И мамаша его, Елена Кордубцева, в девичестве Чигарева, 1972 года рождения, и папаша, Вячеслав Кордубцев, рожденный в 1970 году, во дворе этого дома играли. Сначала — в песочнице и на детской площадке, а затем плавно переместились на площадку игровую. Ходили в один и тот же детский сад, затем в одну и ту же школу, где учились, как положено по метрике, с разницей в два класса. Они росли, взрослели, наливались соком — в то время как шла перестройка, последние годы доживал Советский Союз. Кто знает, как и когда первый раз Слава Кордубцев проявил интерес к Лене Чигаревой? Их уже о том не спросишь, некого спрашивать. Может, в темном переулке (а в конце восьмидесятых все переулки в стране были темными) Кордубцев спас Чигареву от воров или насильников? Или лихо подскочил на коньках на катке в близлежащем Мытищинском парке культуры? Или она проявила инициативу и первой подошла к нему и попросила сигаретку (а в перестройку все напропалую подростки дымили)? Гуляли ли они вместе? Подолгу ли простаивали вдвоем на лестничной площадке того самого дома (где теперь обретался их взрослый сын и где они некогда проживали оба подростками)? Просиживали в обнимку на детской площадке? Пили ли из горла портвейн «Три топора» или, напротив, вели аскетичный образ жизни? Никто уже об этом не расскажет — потому что самих родителей Кордубцевых нет уже на свете, а участковый лирических моментов из жизни семьи ей не поведал, ограничился сухими данными.

Когда Вячеслав Кордубцев закончил школу, в институт поступать не стал, загремел в армию — да по странной прихоти местного военкома (где Мытищи, а где океаны) попал в военно‑морской флот. Служил потому три года, да на Тихоокеанском флоте, всего один раз был отпущен в отпуск — зато не попал ни в какие горячие точки тех времен, где усмирять окраины приходилось армейским подразделениям — в Баку, Тбилиси или Карабахе. Как ни странно, все эти три года — да какие бедовые, в стране шуровала перестройка, ниспровергались авторитеты и наживались первые состояния — Елена Чигарева своего Славу ждала. Она закончила школу, поступила в мединститут, и когда Вячеслав Кордубцев, старшина второй статьи, дембельнулся, встретила его второкурсницей. А тут случился августовский путч, Советский Союз благополучно развалился, и на его обломках начал лихо строиться капитализм. А Слава Кордубцев и Лена Чигарева поженились.

На этом месте Варя с участковым дошли. Время было позднее, но приличное — около девяти. Вряд ли Мария Петровна в лавке свечной торгует или по своим делам пенсионерским (поликлиника, собес, магазин) бегает. Скорей всего, дома сидит, телевизор смотрит.

Так оно и вышло. Майор позвонил. (Был он в форме, в шинели, в лихой фуражке.)

— Кто здесь? — раздалось из‑за двери.

— Мария Петровна, откройте. Это я, ваш участковый, Олег Хусаинович — да мы знакомы с вами.

Дверь после настороженного рассматривания в глазок отворилась. На пороге стояла сухонькая старушка в душегрейке и шерстяных носочках. На щеке у нее красовалась изрядная бородавка, из которой торчали два седых волоска. Левый глаз так сильно косил, что было даже неловко глядеть в лицо. И прозвище ей явилось тут же, само собой: Леди Косоглазка.

— Вот, гостью вам привел, Мария Петровна. Кто да что — она вам сама представится.

— Мария Петровна, — задушевно сказала Варя, — меня зовут Варвара Конева (она использовала свой оперативный псевдоним), и я работаю в страховой компании «Главная крепость». Оказывается, ваш родной брат, Семен Петрович Кордубцев, и его жена, Кордубцева Людмила Ивановна, были застрахованы у нас на весьма впечатляющую сумму в пользу своего родного внука, Елисея Кордубцева. Знаете такого?

— Знаю, чего ж.

— И прекрасно. Поэтому, это процедура такая, надо мне задать вам два‑три вопроса по поводу Елисея и обстоятельств гибели Семена Петровича и Людмилы Ивановны. Можно мне пройти?

— Чего ж, раздевайтесь.

Ледок, с которым хозяйка встретила незваных гостей, потихоньку растапливался.

— Ну, я вас познакомил, теперь откланяюсь. Я вам больше не нужен? — обратился майор к Варваре.

— Огромное вам спасибо, Олег Хусаинович.

Когда хозяйка затворила за участковым дверь, Варя включила природное обаяние на «очень сильно». Да ведь и учили ее, как вызывать доверие и располагать к себе людей. В итоге пятнадцать минут спустя они уже задушевно сидели на тесной шестиметровой кухоньке единственной оставшейся в живых представительницы династии Кордубцевых (если не считать самого Елисея). Мария Петровна поила девушку чаем, потчевала зефиром и демонстрировала семейный альбом столь гигантских размеров, что он больше походил на могильную плиту.

Вот, к примеру, свадебная фотография родителей Елисея — Вячеслава и Елены Кордубцевой — цветная, образца девяносто второго года. У него — двубортный пиджак и галстук с красными переливами, у нее — платье с воланами, а прическа и макияж — точь‑в‑точь Сара Коннор из «Терминатора». Красивая пара. И он хорош, и она. И оба — да, похожи на Елисея (естественно, Варя изучила все доступные фотографии юноши). Понятно, от кого он взялся такой хорошенький, ангелоподобный.

— Как молодая семья устроилась?

— Они у нее, у Ленки, стали жить. У ее родителей, точнее. В ихнем доме, где выросли все. Где сейчас Елисейка живет. Там же, в десятом микрорайоне. В двушке.