— Наверное. Тебе видней. Но с твоей переброской в прошлое что‑то пошло не так. Или совсем не так. Все думали, что ты в восемьдесят девятом или девяностом году окажешься. Но тебя там не было. А потом вдруг оказалось — нашли в архивах. Причем почему‑то именно сейчас это выяснилось, ни раньше ни позже, что в начале пятьдесят восьмого года у Хрущева появился новый тайный советник по имени Сергей Данилов. А потом наступила пора вскрыть твои дневники…

— Скажи, а Петренко? Есть у вас там такой?

— Конечно. Полковник. Начальник комиссии.

— А как он воспринял это твое путешествие сюда?

Лицо Вари запечалилось.

— Он был категорически против. Но потом сказал, что решать мне. И я решилась. И последовала за тобой.

— Спасибо, — прошептал Алексей.

— Но ты все спрашиваешь. А что в твоем времени, в твоей реальности? Как было? В твоем дневнике, в разговоре с Ларисой, рассказываются страшные вещи… Настоящая антиутопия!

— Ох, Варя. Противно даже вспоминать. Лучше скажи: как ты? Как ты все‑таки решилась? Последовать за мной?

— Скучно без тебя стало.

— Скажи, ты говоришь, что появились в архивах упоминания о Сергее Данилове в конце пятидесятых — обо мне, значит. И что? Что дальше тут со мной будет?

— Я ведь еще и поэтому здесь… В конце шестьдесят первого советник Данилов впадет у Хрущева в немилость…

— О! Долго я продержусь. Странно даже.

— Его отставят со всех постов и отправят в ссылку в Экибастуз. Хотя, как сказано у историков, «Хрущев продолжит использовать советы, которые давал ему Данилов, до конца жизни».

— А последует ли в ссылку за Даниловым прекрасная незнакомка Варвара Кононова — то есть нет, прости, как твоя нынешняя фамилия?

— Семугова… Вот об этом учебники истории совершенно умалчивают… От себя скажу: это все зависит от тебя сегодняшнего.

— О! я буду очень, очень, очень стараться! Ты даже не можешь представить, как я жил тут без тебя все эти месяцы! Боже мой! Какая же ты прекраснейшая, замечательнейшая девушка, что все‑таки нашла меня! И знаешь, Варя, что я хочу тебе сказать? Я знаю, ты все время расстраивалась и напрягалась, когда дело доходило до наших с тобой возможных детей. Переживала, что они тоже мои способности унаследуют и не к добру это будет. Не хотела ты, короче, им подобной судьбы. Так вот: здесь, в этом теле — никаких экстрасенсорных талантов у меня нет. Я обычный, самый ординарный человечек. Ничего за мной не водится необычного и странного. Не умею мысли читать и предметы разыскивать потерянные. Ничего из того, что в своем (и твоем, как ты говоришь) мире я мог, теперь мне неподвластно. И — нет, я не тоскую и не скучаю. Даже наоборот. И знаешь почему? Ведь никто и ничто не будет мешать нам здесь с тобой завести детей! Много детей! Целую кучу!

Варя вся вспыхнула, закраснелась.

— Леша! Полегче! И не лезь ты пока ко мне с такими разговорами! Учти, еще раз тебе говорю: я девушка.

— Но поцеловать‑то тебя хотя бы можно?

— Если только в щечку.

— за неформальные воспоминания о 1957 годе — наших родителей, а также Людмилу Сергеевну (Милу) Кочеткову и Анатолия Яковлевича Олейникова.