Император был очень хорошим человеком, но, увы, отвратительным государем.

Он не признавал разумной жестокости и всегда с большим трудом поступался природной своей добротой. Управлять им было просто — достаточно было логично и четко доказать ему действенность предполагаемой меры, и потомок людей, славившихся своей недоверчивостью, охотно соглашался. Он прислушивался к совету любого, казавшегося ему разумным, человека, а разумными ему казались многие, кроме разве самых откровенных дураков. Что ж, и в самом деле, в окружении его держались по большей части люди умные, но каждый на свой лад. Правителю не приходило в голову, что при дворе никогда не бывает только одна партия, и самые разные, самые разумные люди могут тянуть в разные стороны. Более того, они могут даже вполне обоснованно делать глупости из лучших побуждений. А логически обосновать можно практически любую меру.

Правитель был неглуп, и, быть может, воспитывай его с самого начала как будущего императора, всели в него непоколебимую уверенность в себе, он стал бы хорошим главой государства. Но желание у всех учиться и прислушиваться к чужим советам не всегда приносит благие плоды.

Империя распадалась, и это чувствовали все, кто стоял близко к трону, да и многие другие чиновники и крупные торговцы. Каждый наместник, назначенный императором и очень редко сменяемый им, уже чувствовал себя вполне независимым правителем своей области, князья обширных приграничных краев уже почти обособились, и многие даже решались задерживать часть налогов в своих целях. Те из них, кто отговаривался временными трудностями или неурожаем, оставались безнаказанными, да и те, кто не трудился ничего объяснять, редко страдали.

Император еще раз погладил розы, на лепестках которых лежали бархатистые тени от сгибов и яркие пятна света, а потом обернулся. В кабинете он был не один, у стола, разложив в готовности бумаги, сидел его секретарь, а у двери, сложив руки на груди, — телохранитель. Как ни странно, этому молчаливому и мрачноватому воину с непроницаемым лицом и холодным взглядом, рожденному в жарких южных степях, никто не препятствовал присутствовать и на тайных совещаниях правителя, он молча стоял в углу, то ли слушал, то ли нет. Надо сказать, доверие император к нему испытывал огромное, недаром доверял ему свою жизнь. Как, впрочем, всецело доверял и своему секретарю.

Эрно Рутвен из Кон-Теги, знатный дворянин, к тому же недавно ставший графом после гибели своего старшего брата, служил секретарем сперва отцу правящего императора, Одению Хистиму, но недолго, как бы по наследству перешел к Вему, сыну Одения, и верно служил ему. Надо сказать, что, несмотря на уйму возможностей использовать власть в своих личных целях, найти способы обманывать императора убедительными формулировками или уклончивыми объяснениями, или самому принимать за него решения, Эрно никогда не делал этого. Разумеется, на службе он не забывал себя, состояние его изрядно увеличилось, но способы, которыми он пользовался для пополнения своих средств, нельзя было назвать противозаконными. То, что в других государствах называлось бы взятками, в Империи Белого Лотоса считалось платой за услуги. Понятно, что никто не будет стараться бесплатно, любой чиновник устанавливал свою сумму поборов, которые были вынуждены платить взыскующие его внимания, но таксы, как правило, были строго определены и освящены традицией и неторопливо росли в зависимости от положения чиновника. К первому секретарю императора обращались с самыми сложными делами, и, понятно, за свои услуги он принимал большие суммы. Правда, брался далеко не за каждое дело, а только за те, которые действительно мог завершить в соответствии с желанием просителя. И никакая взятка не могла убедить его сделать то, что, по его мнению, делать не следовало.

Эрно прекрасно знал, что императору трудно отказать в чьей-либо просьбе, потому заботился о том, чтоб на стол государя попадали только обоснованные, с его точки зрения, просьбы. Вем практически не контролировал своего секретаря, и получалось, что Империей фактически правил Рутвен.

Большую часть важных дел император предпочитал решать со своим секретарем. Его утомляли совещания, где идей предлагалось столько же, сколько было людей, и выбор давался с большим трудом. Потому на совещаниях правитель терялся, ведь каждый присутствующий был способен подтвердить свою идею самым логичным обоснованием. Поди реши, что же более правильно.

К счастью, Империя вот уже много лет не вела войн, она раскинулась на материке от западного до восточного моря, защищенная от южных соседей богатым и труднопроходимым горным хребтом, который называли Железным. На самом деле, конечно, там было не только железо, все это добывалось во славу Империи, а соседям остались лишь ошметки, только та часть горных склонов, которая была непосредственно к ним обращена. Вся богатейшая горная страна, изобилующая скрытыми меж высоченных пиков долинами и рудниками, досталась Династии. А вот племена, населяющие север материка, считались независимыми (потому что кому охота лезть туда, на холод, гоняться за этими дикарями), но платили обильную дань, так что их можно было считать одним из народов Империи. Словом, в сложившейся ситуации у власти мог находиться и слабый монарх, тем более что, не покушаясь ни на чьи привилегии, он не заработал себе врагов.

Но одна и самая основная проблема была неотступна.

— Ваше величество, — мягко начал секретарь прежде прерванный разговор, — ведь речь идет о судьбе Династии. А судьба Династии — это судьба Империи.

— Я понимаю. Но что я могу сделать?

— Ваше величество…

— Видимо, следует подвести черту — я не могу иметь детей.

Вем понурил голову и почему-то вспомнил Ирлину, свою любимую наложницу. Она была для него даже скорей женой, имела на него огромное влияние, которым, впрочем, старалась не злоупотреблять. До ее появления в своем гареме император еще сомневался — может быть, дело не в нем, а в его женщинах? Быть может, это они не способны были иметь детей? Помимо Ирлины у Вема были еще три наложницы, и в глубине души он надеялся, что это они бесплодны.

Но Ирлина до того, как попала к императору, родила пятерых детей. Всех их Вем скупил, чтоб сделать ей приятное, и теперь она растила их. Но даже Ирлина, беременевшая почти сразу после того, как приходила в себя после предыдущих родов (даже кормление грудью, для многих надежное средство предохранения, ничего не меняло), не смогла понести он него. Вот уже пять лет прошло с ее последних родов. Так что стало ясно — женщины здесь ни при чем.

— Ваше величество, именно об этом я и говорю. Видимо, и в самом деле ни одна из ваших женщин не сможет подарить вам наследника. — Эрно мог позволить себе говорить с правителем откровенно, тот ему позволял, но секретарь все-таки предпочитал дипломатический путь. — Но наследник вам нужен.

Вем посмотрел на Эрно вопросительно.

— Откуда же возьмется наследник, если… Если все обстоит так?

— Мне кажется, вам следует кого-нибудь усыновить.

Император в мгновение ока из озабоченного своим бесплодием обычного мужчины превратился в представителя властной и могущественной Династии. Он сдвинул брови.