— Закрывайся без меня. Механик не в силах на вахте стоять. Рука бойца колоть устала.

Переоделся в цивильное, взял у девок из кафешки коньяка и отправился морально разлагаться к своей заведующей гостиницей. Его ждали изысканная беседа, шарлотка, испеченная на сковороде и добросовестные ласки опытной, понимающей толк в любви женщины. Что еще нужно человеку для полного счастья. День, черный и сволочной, заканчивался, похоже, неплохо. Однако Андрон был задумчив, слушал Ксюшу невнимательно и сколько ни глушил, не брало — перед его глазами все стоял Иван Ильич, похожий до жути на призрак. Хорошенькое, блин, кино! Наконец уже на водяном матрасе он позабыл все тревоги дня, сбросил напряжения в судорожных объятьях, но едва стал засыпать, как на улице знакомо заскрипело и ударило железом о бетон. Пудовым кувалдометром по банке из-под килек.

— Господи, опять, — Ксюша приподняла голову с груди Андрона, и в сонном голосе ее послышалось удивление. — Ты куда?

— Туда…

Сумбурно, путаясь в штанах, Андрон оделся кое-как, проигнорировав шнурки, обулся на босу ногу и стремительно, пулей на рикошете, выскочил из квартиры. Вихрем слетел вниз по лестнице, с ходу распахнул дверь подъезда и, окунувшись в ночь, рванул что было сил на место встречи Гражданского и Луначарского. К нелепому, скверно освещенному указателю, указующему путь в светлое будущее. И, не добежав, остановился, страшно закричал от ужаса и непонимания — узнал размазанную по бетону красную треху тестя. Самого же Ивана Ильича узнать было невозможно, голова его превратилась в бесформенную, кажущуюся черной в полумраке массу.

В здании аэропорта было душно, пахло соляркой, асфальтом, невкусными, жареным бог знает на чем пирожками. Настроение было подстать обстановке — скверным. Рейс на Ленинград задерживали, рубахи липли к телу и напоминали компресс, разговаривать на жаре не хотелось. Да и вообще… Юрка, хоть и был в радиотехнике даже не ноль — минус с палочкой, сосредоточенно тыкал ножом, сопел, пытаясь реанимировать накрывшуюся «Селгу». Тим же, дабы отвлечься от суеты, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и предавался дреме. Ему приснилась вдруг Вера Ардальоновна, да не одна, напару с Арнульфом. Единорог был какой-то снулый, нечесанный и смурной, видимо, недомогал. На его рогу, словно чеки в магазине, были наколоты карты, огромные, размером с книгу, все без исключения трефовой масти. «Ящур что ли у него начинается», — подумалось во сне Тиму, а Вера Ардальоновна тем временем перекрестилась, что-то прошептала и, снимая карты с единорогового рога, принялась раскладывать пасьянс. Завещующий кафедрой Уткин, бывалый человек Влас Кузьмич, начальник геопартии Зуев, член-корреспондент Ме… Все как один траурной крестовой масти.

— Отец! — вскрикнул во сне Тим, резко протянул руку и выхватил у Варвары Ардальоновны последнюю карту. — Нет, нет!

Карта с хрустом порвалась…

Он проснулся от собственного крика, ничего еще не понимая, уставился на Ефименкова и стряхнул с руки невесть откуда взявшийся клочок засаленной бумаги из-под вокзальных пирожков.

— Что, брат, кошмары, — Юрка понимающе кивнул и начал с отвращением запаковывать внутренности «Селги». — Все по Фрейду, подкорка растормаживается. Освобождает подсознание от негативной информации, от дивных воспоминаний нашего бытия.

Да уж, чего-чего, а негативной информации хватило, хождение по просторам Самиедны закончились плачевно. А все начальник партии партиец Зуев, решительный целеустремленный карьерист, готовый хоть и с ободранной жопой, но на елку влезть. Еще одну Курскую магнитную аномалию ему подавай.

Где-то с неделю тому назад геологи вышли к узкому, похожему на трещину ущелью, на сколонах котрого несмотря на жару лежал не тающий и летом снег. Даже на первый взгляд место это казалось странным, загадочным и пугающим. Облачность над ущельем делилась надвое подобно ласточкиному хвосту, словно натыкалась на невидимую преграду, вокруг стояла мертвая тишина, а самое главное и настораживающее — стрелка компаса будто взбесилась. Где юг, где север, где восток — пропеллером по кругу.

— Дальше нам нельзя, — сразу нахмурился Куприяныч, глянув по сторонам, поклонился и непроизвольно перешел на шепот. — Это ущелье смерти. Тольно нойды могут заходить сюда — поговорить с душами предков, прочитать «знаки заборейские» на священном камне. Вот он, на левом склоне.

В бинокль действительно был виден гигантский, в форме куба камень, потрескавшиеся грани которого были покрыты какими-то знаками. Рядом стояла желто-белая, похожая на свечу колонна. Размерами она была никак не меньше александрийского столпа.

— Что? Знаки заборейские? — пришел в неописуемую ярость Зуев, витиевато выругался по матери и словно полководец простер длань к ущелью. — Да там же геомагнитная аномалия голимая, чует мое сердце! А ну вперед, копать шурфы, бороздочные пробы брать, рыть носом землю! Родине нужен уран!

— Мы туда не пойдем, — сказал Тим, переглянувшись с Ефименковым, и в подтверждение своих слов сбросил с плеч рюкзак. — Хоть убейте.

Почему-то он верил Куприянычу куда как больше чем Зуеву и тревожить духов не захотел.

— Ладно, археологи, я вам покажу характеристику, вы у меня получите отзыв о практике, — Зуев вдруг сделался спокоен, мстительно усмехнулся и кивнул бывалому геологу Власу Ильичу. — Давай, веди людей.

Геологи вытянулись цепочкой и медленно пошли вдоль ручья, струящегося по-змеиному по дну ущелья. Это был не обычный лапландский ручей, прозрачный, игристый и звонкий, мутная вода его дымилась и густо отдавала аммиаком.

— Ну все, теперь точно практику не зачтут — Юрка помрачнел, остервенело высморкался и грустно опустился на рюкзак. — Уж этот гад постарается, накатает положительный отзыв.

Как это ни смешно, но он был факультетской гордостью и первым кандидатом на красный диплом.

— Не боись, не накатает.

Куприяныч усмехнулся, многозначительно закурил, а в это время противно всем законам физики, метеорологии и зравого смысла над ущельем появилась туча и со дна его стал подыматься густейший непроглядный туман. Ярким сполохом метнулась молния, словно залп орудий разродился гром, и сразу вздрогнула земля, гулко застонала под тяжестью обвала. Заревела, взвыла, загрохотала. И все — повисла тишина, туша уплыла, туман рассеялся. А на том месте, где стояли люди, как надгробье остался камень. Размерами с трехэтажный дом…

Потом были разборки с местной властью — вопросы, объяснения, выяснения, разъяснения, затем прощание с Куприянычем, и вот наконец кульминация — Мурманский аэропорт. Душный, зачуханный и грязный.

— Да уж. Есть что растормаживать, — Тим потихонечку пришел в себя, судорожно, вздрогнув всем телом, зевнул и стал без интереса наблюдать, как Юрка мучает транзистор. — Зря стараешься. Покрасить его и выбросить. Один хрен, в самолете не послушаешь.

И тут произошло невероятное, не зря видимо считают, что Лапландия страна чудес. Приемник вдруг чихнул, захрипел и ожил, громко, на весь зал, затянул голосом Пахоменко: «Долго будет Карелия сниться…»