Когда-то Ли сыграл эпизодическую роль в корейской телевизионной драме и по красноречивому совпадению он изображал реального исторического персонажа, чья жизнь тесно перекликалась с его собственной. Это прусский аристократ Пол Георг фон Мёллендорфф, который в конце XIX века поселился в Корее и стал специальным советником корейского короля Коджона. Он носил традиционное корейское придворное платье, выбрал корейское имя Мок Ин Док и сыграл важную роль в формировании внешней политики страны. Его история очень напоминает то, что сейчас происходит с Ли.

В 2009 году президент Ли Мён Бак назначил Ли Чама главой Национальной организации туризма Кореи. Это очень важный пост в самом центре управления бренд-менеджментом страны. Учитывая, что Корея, по-другому называемая Царством Отшельников, так боялась европейцев, назначение на столь высокую должность белокожего немца огромного роста с выраженными тевтонскими чертами просто шокирует.

Успешная ассимиляция Ли в корейском обществе в самый разгар холодной войны делает его, на мой взгляд, очень надежным экспертом в вопросе «что значит быть корейцем». Ли считает, что конфуцианство пошло не по пути от теории к практике: древние правители Кореи коррумпировали учение и превратили его в политический инструмент. «Конфуцианство в Корее стало очень лицемерным. Его первоначальная идея очень хороша – у мужа есть определенная роль, у жены есть определенная роль. Но их отношения не должны строиться сверху вниз, они изначально должны быть на равных».

Как уже упоминалось, до 1990 года женщинам в современной Корее не разрешалось быть главой семьи. Поэтому я с удивлением узнала, что до XV века женщины имели равные с мужчинами права. «Они могли быть главой дома и мастером фамильных ритуалов», – сказал Ли. Другими словами, не существовало причин, по которым женщины в моей семье поклонялись могилам в два раза чаще, чем мужчины.

«Нынешняя практика, при которой родители решают все или муж решает все, является неправильной интерпретацией конфуцианской традиции», – считает Ли. Его собственная история избавила его от любых иллюзий и заблуждений относительно данного вопроса. Он страдал от несправедливости системы, когда начал встречаться с корейской женщиной, ставшей в последствии его женой.

Когда он впервые приехал в Корею в 1978 году, представлялось немыслимым, чтобы кореянка вышла замуж за иностранца. В конфуцианстве, практикуемом в Корее, личность человека определяется мужской стороной семьи. Ваше происхождение записано в hojok (ходжок) – семейный реестр с записью родословной. Традиционно не корейский мужчина не мог попасть в ходжок, и никто из его потомков тоже не мог. Следуя данной логике, незаконнорожденные дети тоже не попадали в ходжок, если мужчина не заявлял о своем отцовстве. Ограничения по ходжок не были полностью устранены до 2005 года, и потребовалось еще три года, чтобы официально завершить изменения[20].

«И что? – спросите вы. – Почему мое имя должно быть написано в какой-то глупой книге?»

Ходжок не является обрядовым или формальным. Он не похож на справочник Debrett’s в Великобритании или социальный реестр, который отслеживает потомков первых переселенцев с корабля Mayflower, в Соединенных Штатах. Если вы не записаны в ходжок, вы не являетесь гражданином Кореи, у вас такой же статус, как у нелегального иммигранта. Вы не можете унаследовать имущество своих родителей после их смерти. Вам будет трудно найти работу.

Одним из тех, кто пострадал от жестокости старой системы ходжок, стал усыновленный американцами кореец Дэниел Грей. История его жизни показывает, насколько Корея одновременно изменилась и не изменилась.

Сегодня Грей является директором по маркетингу O'ngo Food Communications в Сеуле, компании, которая предлагает поездки и кулинарные мастер-классы корейской кухни для шеф-поваров со всего мира. Хотя он выглядит как коренной житель, на самом деле он живет в стране только последние семь лет.

Он родился в Корее, вне брака. «Мои мать и отец влюбились друг в друга», – рассказывает он. Но отец на тот момент уже был женат, имел трех детей. Это создало серьезную проблему для Дэниела. Дело было в середине 80-х годов, когда незаконнорожденные дети не имели юридического статуса. «Моя мать не могла зарегистрировать меня даже по линии своей семьи, потому что не была мужчиной и не имела такого права. Незаконнорожденные дети получали социальное клеймо. В любой школе знали бы, что у меня нет отца. Мне было бы трудно поступить в университет».

«Моя мать умоляла отца записать меня как сына в ходжок», – делится Дэниел. Отец взял его к себе на какое-то время, но… «Моя мачеха совсем не заботилась обо мне», – вспоминает он.

Однажды Дэниелу сказали, что мать приедет его забрать. Но женщина, которая появилась в доме отца, оказалась не его матерью. Она была представителем приюта Хольта – самого известного в Корее агентства по усыновлению детей, основанного в 1955 году американскими христианскими миссионерами. «Она отвела меня в ресторан, накормила лапшой, потом в магазин игрушек и принесла мне сменную одежду. Я был очень расстроен и не понимал, что происходит». А случилось следующее: отец и мачеха Дэниела заявили, что больше не хотят заботиться о нем, поэтому мать отдала его на усыновление.

Дэниелу было шесть лет. Он прожил в приюте всего три месяца. «Мне очень повезло», – сказал он, напомнив, что день усыновления для любого ребенка из приюта представлялся праздником. Усыновленный «получал подарочную коробку от своих будущих родителей. В ней всегда лежали альбом с фотографиями и шоколад, так что все дети с нетерпением ждали события. Оно напоминало большую вечеринку, на которой все смогут есть снэки и конфеты».

«Я увидел фотографии моих приемных родителей в двухэтажном доме с большим передним двором, – рассказывает Дэниел. – А у моего отца был оранжевый «Форд». Но эти снимки показались мне чужими». Также в коробке лежали фотопортреты его приемных родителей – Линды и Ларри Грея, и его новой младшей сестры, другой корейского сироты, которую эта семья усыновила ранее. Прошло много времени, прежде чем Дэниел начал думать о Греях как о своих родителях. «Я долго не разговаривал, – вспоминает он. – У меня накопилось много проблем со здоровьем, требовалась стоматологическая помощь».

На адаптацию ушло много времени и сил. «Я был очень замкнут и напуган». Он никому не доверял. Греи попытались представить Дэниела своим корейским друзьям в Америке, а также корейскому министру, но, «когда я только-только попал в Америку, я очень испугался, что они собираются отправить меня обратно, и потому постарался дистанционироваться от прошлого настолько, насколько это было возможным». Что означало отказ от всего корейского.

Несмотря на непростое детство и отрочество, Дэниел добился успехов в учебе, в искусстве и игре на гитаре. Он стал учителем английского языка и литературы и волонтером в муниципальных школах Уилмингтона. Но его что-то беспокоило. В возрасте двадцати лет он отправился в Корею, чтобы работать преподавателем английского языка в маленькой школе в южном городе Кёнджу.