— А это такой авиационный термин, — отвечает техник посмеиваясь. — Сачок — это лентяй и прогульщик. Понятно? Кстати, сбегай-ка в каптерку, принеси ведро компрессии.

Мы переглянулись. Техник был для нас лицом авторитетным, но мы отлично знали, что компрессия — это сжатие газовой смеси в цилиндре мотора. Правда, за эти два дня нам встретилось столько новых понятий, что мы побоялись попасть впросак и промолчали. Петраков помялся, но в каптерку побежал: приказание мы обязаны выполнять немедленно.

Вернулся Петраков быстро:

— Товарищ техник, каптерщик меня на смех поднял. Я ведь знал, только думал…

Техник расхохотался:

— Думал, знал, а сам побежал! Все вы, новички, такие! Учить вас надо!

У машины мы работали до темноты. На ночь вкатили самолет в ангар. Я не чувствовал усталости, хотя день был трудный.

14. Необходимые навыки

Мы привыкли к жизни нашего маленького аэродрома и к новым обычаям. Работали добросовестно. Самолет требует бережного отношения к себе, приучает к дисциплине. Даже Петраков стал неузнаваем — куда девалась его лень! Правда, ему было трудно — сказывались пробелы в теоретических знаниях, к которым он еще недавно относился с пренебрежением. Теперь он расплачивался за это. Во время наземной подготовки Петраков часто допускал ошибки, и ему чаще, чем другим, доставалось от инструктора.

Мы долго возились с посадкой в самолет. Сначала садишься неуклюже, делаешь много лишних движений. Надо знать, куда ставить ногу, как влезать в кабину, садиться.

— Это должно стать привычкой, — твердил Кальков. — Нужно на земле отработать все необходимые навыки, научиться правильно вести себя в полете, потому что в воздухе нельзя тратить время на размышления, жечь бензин впустую.

Наземная подготовка проходила так Подойдешь к самолету и обращаешься к инструктору по всем уставным правилам:

— Товарищ инструктор! Учлет Кожедуб. Разрешите садиться?

Кальков медленно повернет голову, осмотрит с ног до головы и скажет басом:

— Садитесь.

Привяжешься, быстро осмотришь кабину, проверишь сектора, приборы; движениями руки и ног, на ощупь убеждаешься в исправности рулей управления.

— Товарищ инструктор, — рапортуешь снова, — учлет Кожедуб готов к полету. Разрешите выруливать?

Инструктор отвечает в рупор:

— Выруливайте.

Благодаря ежедневной наземной тренировке я уже чувствовал себя в самолете уверенно и привык все делать по порядку. Достиг того, что называется автоматизацией движений.

Синяя книжечка «КУЛП» («Курс учебно-летной подготовки») изучена мною от корки до корки.

Всю работу по обслуживанию самолета мы выполняли сами. Подготавливали материальную часть, проверяли приборы, под руководством техника ремонтировали детали, ежедневно мыли и обтирали машину, приводили в порядок инструменты. Группы соревновались между собой, и я испытывал большую гордость, когда наша группа попадала на красную доску. А это случалось часто.

Большинство учлетов успешно закончило наземную подготовку. Инструктор следил за каждым из нас, а с отстающими занимался отдельно. Но если он видел, что учлет работает плохо, то предупреждал:

— Не подтянетесь — отчислю. Даю неделю на испытание.

Двое из нашей группы были отчислены. Они упрашивали Калькова оставить их условно, дать испытательный срок, обещали подтянуться, но наш строгий учитель был неумолим:

— Толку из вас все равно не выйдет, даром бензин на вас жечь нечего…

А в техникуме в это время начались экзамены. Готовлюсь к ним ночами. И даже когда мы едем на аэродром, я повторяю в уме формулы, расчеты, правила, не имеющие ничего общего с авиацией.

15. Оторвались от земли

Недели через две после выезда на аэродром мы, как всегда, выстроились на линейке.

Инструктор подошел к нам, внимательно оглядел каждого и сказал:

— Вчера, товарищи, мы закончили наземную подготовку. Сегодня приступаем к полетам… Тише, тише, радоваться будете потом… Начнем с ознакомительного полета в зону1, Ваше дело только наблюдать и мягко держать управление самолета. Я буду управлять, а вы — знакомиться с поведением самолета в воздухе. Когда я учился, инструкторы делали фигуры пилотажа, не предупреждая курсанта. Если ученик явно струсит и растеряется… — Кальков помолчал и, хитро улыбаясь, посмотрел на нас, — инструктор бывало прекращает полет, высаживает ученика и отчисляет его. Теперь же мы предупреждаем о каждой фигуре, но зорко наблюдаем за учеником… Первым полетит со мной учлет Кожедуб, — неожиданно закончил он.

Завтрашний экзамен в техникуме вылетает у меня из головы.

Сажусь в машину, стараюсь не допустить оплошности, чтобы инструктор не отстранил от полета. Делаю все по порядку, как он учил нас. Кальков вырулил на старт, осмотрелся, поднял правую руку. В ответ стартер махнул флажком — взлет разрешен.

Инструктор дал сектор газа, и машина с нарастающей скоростью, покачиваясь, побежала по земле. Я чувствовал каждую кочку, на неровностях подбрасывало, и казалось, что самолет вот-вот зароется в землю. Моя рука невольно потянулась вперед — это инструктор нажал сектор газа.

Так называется воздушное пространство с определенным радиусом, над определенным, запоминающимся наземным ориентиром, где разрешается летать лишь одному самолету на расстояние нескольких километров от учебного аэродрома.

Самолет оторвался как-то незаметно, сразу. Я «мягко» держу управление. Вдруг самолет словно повис в воздухе. Я понял, что лечу. Земля медленно уплывала под крыло. Похоже было; что плывем на паруснике по широкому раздолью.

Мотор оглушительно ревет. Земля будто проваливается. Высовываюсь за борт. Ориентироваться трудно. Вон, кажется, техникум; зелеными пятнами сады, и среди них блестящая лента реки. Все словно масляными красками нарисовано. А особенно хороша яркая зелень озимых.

Подымаемся все выше. Становится прохладно. Да, совсем не то, что я испытывал раньше, когда влезал на верхушки деревьев или на церковный купол. Там не чувствовалось такого отрыва от земли.

Никак не могу уследить за быстрыми действиями инструктора. Вот ручка идет влево — и самолет идет влево. Но пока он вдет влево, ручка уже пошла вправо. Потом я понял, что инструктор не только видит положение самолета в пространстве, но чувствует его всем телом, он «держит» самолет. Я старался проследить, как движутся ручка и педали управления, как сочетаются действия рук и ног.

Поток воздуха бьет сбоку, из-под козырька в лицо, перехватывает дыхание. Смотрю на приборы — мы уже на большой высоте. Вон синеет озеро Вспольное. В прозрачной пелене вижу сосновый лес, свою родную Ображеевку. Вот бы туда полететь, над домом покружить!

В кабине инструктора есть зеркало. Оно наклонено под углом в мою кабину, и инструктор видит в нем мое лицо. Я забыл об этом, вдруг слышу голос Калькова. Он кричит в переговорную трубку: