Лишь посреди двора стояла привязанная к колышку коза с печальными глазами и ощипывала землю под ногами. Лошадка фыркнула, остановилась, извозчик проснулся, в сердцах плюнул наземь, скинул козе сено и повернул свою кобылу обратно, а коза неспешно принялась жевать сено. А внутри хаты за ветхим столом, среди берестяных свитков, сидел смешной старичок с длинной седой бородой и дописывал свою «Летопись прошлых лет»:

«О запустении града Большого Китежа рассказывают отцы, а слышали они от прежних отцов, живших после разорения града и сто лет спустя после нечестивого, безбожного царя Батыя, ибо тот разорил ту землю заузольскую, а сёла да деревни огнем пожег. С того времени невидим стал святой град Большой Китеж и монастыри его. Сию книгу-летопись написали Мы в год 6759.»

Старичок поставил гусиным пером жирную точку, подскочил и пустился в пляс. Вприсядку он вывалился на улицу, метнулся к козе и давай ее целовать! Коза перестала брезгливо жевать траву, удивлённо посмотрела на хозяина, а тот чуть ли не душит её от счастья:

– Написал! Написал я летопись, Марусенька. Узнает! Узнает народ теперича всю правду ту про Китеж-град Великий!

Коза лишь хрипела:

– Отвяжи!

– Да, да, родимая! – старик ещё раз поцеловал козу и забыв её отвязать, покатился к городским воротам.

Маруся с несчастными глазами посмотрела ему вслед, печально вздохнула и продолжила жевать своё сено. А старикашка уже несся мимо вялотекущей жизни горожан, его мысли были заняты лишь тем, как потомки воспримут его «Летопись прошлых лет». Граждане же, завидев старичка, неспешно кланялись иль испуганно крестились, а то и вовсе брезгливо плевались и говорили друг другу:

– Глянь-ка, наш святой старец куда-то лапти навострил!

– Дурно пахнет такая святость!

– Уж прапрадеды наши все издохли, что ещё при нём родились!

Но старичок, не замечая их лепет, выбежал за пределы города и поспешил к святому озеру Светлояр. А у озера кипела своя особенная, неспешная жизнь: малокитежские девки собирали на полянках цветочки, плели веночки и пускали их в воду. И так каждый день, из века в век. Парни ждали, ждали, когда все лютики на полянках закончатся, даже пытались их косить косой, но всё зря, вырастают проклятые снова и всё тут! Ну и ушли парни к вдовым бабам. А девки всё пускали и пускали свои венки, да песни горланили, те что и ни к месту и ни ко времени:

Не дарите мне цветов, не дарите.

В поле нет их милей, не сорвите!

На лужайку опущусь я вся в белом —

разукрашусь до ног цветом смелым:

красная на груди алеет роза,

на спине капризнейшая мимоза,

на рукавчике сирень смешная,

а на подоле астрища злая!

Я веночек сотку из ромашек.

А знаете, ведь нету краше

жёлтого, жёлтого одувана

и пуха его белого. Ивану

я рубаху разошью васильками:

бегай, бегай, Иваша, за нами!

Беги, беги, Иван, не споткнись —

во всех баб за раз не влюбись,

а влюбись в меня скорей, Иваша;

разве зря я, швея-вышиваша,

васильки тебе вышивала,

да на подоле астрища злая

просто так ко мне прицепилась?

И зачем в дурака я влюбилась?

А цветов мне не надо ваших!

Я сама швея-вышиваша!

Во-во! Все Иваши в округе пытались им втолковать, что и вышивать то девки разучились. Но те их не слушали: рвали свои цветы и пели, рвали и пели, рвали и пели… Бог на небе и тот махнул рукой на девок:

– Ну и чёрт с ними, пущай балуются!

Но вернёмся к бурным эмоциям нашего старичка: залез он в святую воду по пояс и плачет от счастья. Девки, как ни странно, заметили святого старца: бросили, наконец, своё ни на минуту не прерывающееся занятие, пошли пешком по воде, окружили дедушку хороводом и снова запели:

Старичок-бедовичок,

он спасти Мал Китеж смог!

Старичок-бедовичок,

ты спасти Мал Китеж смог!

Устав водить хоровод, девки вышли из воды, не замочив даже подол у платьев и расселись на бережку:

– Дедушка святой старец, расскажи нам про Большой Китеж-град!

Старичок-бедовичок вылез из воды, выжал свои портки, лёг на траву-мураву и затянул свой рассказ, который рассказывал не менее тыщи раз:

– Помнится, было это в годину 6759…

И тут дед захрапел, а девки в грусти и печали разошлись собирать полевые цветочки да кидать в воду веночки.

Глава 2. Правый берег святого озера Светлояр (Бедовичок – молодой крестьянин-шут)

А мы перенесемся на другой бережок святого озера Светлояр, в прошлое, на несколько веков назад. На сколько – точно не скажу, сама не помню, но стоял всё тот же 6759 год. Где-то в сторонке возвышался чудесный город Большой Китеж, а на бережку девушки пускали в воду венки и пели:

Ой ты, бог всех миров,

всех церквей и городов,

защити и обогрей,

отведи врагов, зверей,

нечисть тоже уведи

да во дальние земли!

Бог на небе умиленно слушал девичью песню, улыбался и ласково уводил большекитежских парней подальше от девушек, в лес за грибами.

А я отведу вас в Большой Китеж. Какой же это был красивый град с шумными улицами, золотыми церквями, нарядными торговыми площадями, где торговали купцы, плясали скоморохи, попы венчали и отпевали, а крестьяне пахали да сеяли. Весёлый такой городище, богатый. Одна беда – не защищен, не укреплен, да и не вооружён! Но людям думать о том нет причины: знай, работай себе да гуляй, отдыхай!

Но бог он всё видит, он заботливый. Пришёл день и у доброй матери Амелфии Несказанной народилось дитятко богатырское, личиком аки солнце ясное, а на третий день жизни ростом он был, как семилеточка. Ходили люди дивиться на младенца невиданного, головами качали, говорили:

– Добрый мир при нём будет, добрый!

Так и назвали богатыря Добромиром. Рос Добромир не по дням, а по часам, не успела луна обновиться, как он в совершеннолетие вошёл, наукам разным обучался: письму да чтению. И науки те впрок ему пошли. Начитавшись о подвигах небывалых русских сильных могучих богатырей, заскучала наша детинка, затосковала: сидит в светлице своей средь старых книг, читает да тоскует, подперев щёку кулаком.

Вдруг раскрытая книга выпустила из себя блеклый свет и жалобно потухла, ну а потом и говорит:

Добромиру дома сидеть было плохо,

о «Вавиле и Скоморохах»

читать уже надоело!

Добромир удивился на чудо такое, но всё же ответил волшебной книге:

Не наше бы это дело

махать кулаками без толку.

Но если только…

на рать, пока