в употреблении. Ладно, оставь это. Не уверен даже, что хочу знать, что мы вчера натворили…

— Не так много серьезного, если опустить тот факт, что я разбил тебе лицо. Или мне вновь обращаться к тебе на «вы»?

Вопрос в лоб, после непрозрачного намека — юношу явно серьезно волнует эта тема. По большому счету Узумаки было все равно — как уже говорилось — он не являлся сторонником жестких правил и традиций, но и забывать о них в отношении гостей из другого селения не стоило. Панибратское отношение к себе со стороны безродного чунина из Листа?

— Я же разрешил, — все-таки отмахивается Тоширо, делая вид, что был вполне себе трезв. — А насчет лица…

Лицо ощутимо болело. Нет, не только лицо — вся голова в целом. Все тело в целом.

О да, решив похвастаться достижениями Узумаки в тайдзюцу перед специалистом в этой области из Величайшей Скрытой Деревни, Узукаге нарвался на колоссальную разницу в уровне. Если выносливость и сила удара были хоть как-то равны, то вот в скорости немолодой Тоширо явно проигрывал. Казалось бы — не беда, ведь у Узукаге есть огромный опыт сражений и одна из лучших в мире школ тайдзюцу, но нет. Молодой чунин из Конохи просто вытер им пол, и это при том, что физических повреждений за весь бой он нахватал столько, что троим бы хватило.

Седой Узумаки мельком бросил взгляд на задумавшегося Сенсому. С виду обычный, даже немного худощавый, юноша, но на деле — обладатель стальных мышц, недюжинного интеллекта и опыта, вероятно даже более великого, чем опыт девяностолетнего ветерана Сенгоку Джидай.

Невероятный юноша!

— Не хочешь переехать в Узушио, когда закончится война?

Томура склонил голову на бок, всем видом выражая, что удивлен предложению, но сразу не отказал — хороший знак. Правда и обдумывал он слова Узукаге чуть дольше необходимого, что уже немного задело последнего:

— Ты ищешь минусы с двух сторон. Это неправильно, когда выбираешь себе дом. Дом ты должен любить и желать в нем быть. Если ты думаешь, что такого у тебя здесь не будет — выбор очевиден.

— У меня и в Конохе не будет, — просто признался парень, разводя руками. — Мой дом — сражения. Вот их я люблю. Я просто прикидывал, где выгоднее остаться — в Конохе, часто ведущей активные боевые действия, или в Узушио — деревне пацифистов, как ты сам сказал вчера. И пока я склоняюсь к Листу.

— Битвы — не единственная радость, какую может дать тебе мир, — укорил Узукаге чунина. — Если ты будешь так думать, то очень скоро от тебя не останется ничего, кроме бездушной боевой машины.

— Пожалуй, — Сенсома пожал плечами и оттолкнулся от подоконника, направляясь к выходу. — Но это, всего лишь, твое мнение. Оно не обязано быть верным.

И юноша покинул кабинет, оставив похмельного, но уже почти оклемавшегося Тоширо в раздумьях.

* * *

— Моя голова все еще трещит, — мрачно поведал Хирузен, когда Сенсома оказался на их этаже. — Как он?

— Все нормально, оклемается. А вот ты — нет, потому что ночное дежурство сегодня твое.

— С чего бы?! Очередность была иной!

— Но ты ведь дрых эту ночь, пока Данзо мужественно терпел запах перегара Тоширо.

Сарутоби горестно вздохнул, понимая, что друг прав, и приложился к бутылке воды, которую пил уже второй час. Их комнаты, в отличие от кабинета Узукаге, вчера пострадали мало, причем большая доля разрушений пришлась, почему-то, на комнату Данзо, который стоически терпел троих пьяниц в непосредственной близости от себя, несоблюдение традиций и мало-мальских законов этикета и, конечно, колкие шуточки Хирузена, когда тот запьянел.

Как раз, когда Сенсома подумал об этом, в дверях появилась знакомая фигура специалиста по Стихии Ветра в их тройке.

— Вот еще, — он швырнул несколько бутылок с водой одноклассникам, мрачно сверкнув глазами. — Как настрой?

— Бывало и лучше, — кисло улыбнулся ему Хирузен.

— Приходи в себя, нам пора, — Сенсома, выходя из комнаты, похлопал друга по спине. — Сегодня мы впервые будем заниматься именно той работой, которую на нас возложил Тобирама-сенсей.

Сарутоби недовольно заворчал, но, все же, поднялся. Хирузену не очень нравилось чувствовать себя обузой для друзей, при том, что капитаном команды назначили именно его. Данзо всегда был слишком серьезен, а Сенсома самостоятелен — такому как Сарутоби (довольно беспечному и ненавязчивому) было сложно с ними сладить. Тем более, по навыкам они и правда были все примерно равны.

До кабинета Узукаге добирались недолго, но интересно. Местный бюрократический аппарат уже работал, так что гостей из Конохи встречали понимающими улыбками красноволосые (и не только) клерки и посыльные. Пара безликих шиноби, дежуривших в этот раз у «лифта»,

тоже улыбнулась юношам одними глазами, а Данзо еще и короткий поклон отвесили.

— Чего это они? — не понял Сенсома.

— Похоже, наш трезвый друг вчера защитил кого-то от нашего… воздействия, — сразу догадался Хирузен, который по мрачной роже старого протеже научился все читать еще в детстве. — Берегись, Данзо! Еще пара таких тусовок, и тебя попросят стать Узукаге — «Трезвым Защитником Клана Узумаки!» Пха-ха-ха!

Сенсома смех поддержал и даже ткнул локтем в бок слишком уж надувшего щеки Шимуру. Тот, конечно, ойкнул, но тоже позволил себе немного похихикать с друзьями. Так и появились они в кабинете Узукаге — улыбающиеся, вечно возвращающиеся в мыслях к шутке, а от того изредка похохатывающие.

— Рад, что у вас остались силы для веселья, — Тоширо, сидя за столом, внимательно осмотрел вошедших. — Во-первых, Данзо-сан, благодарю за вашу вчерашнюю поддержку. Без вас все бы было совсем не весело…

— Не стоит, — чуть поклонился Шимура, сразу посерьезнев. — Я рад, что смог помочь.

— Капитан ваш, вот, не смог, — седовласый повернул голову к Сарутоби. — Хирузен-сан, это просчет. Война началась, а вы… Что было бы, если бы на нас вчера напали? Или, допустим, сегодня.

— Твои люди бы нашли способ нас всех протрезвить и накачать чакрой по самые уши, — вступился за друга Сенсома. — Не сейчас, Тоширо. Ты же знаешь, у него мало опыта.

— Это не оправдание.

Хирузен стоял, опустив глаза, не в силах что-либо сказать. Он не был глупым юношей, так что сразу понял, что Узукаге просто решил переложить с себя ответственность на подчиненного, да и ответственности там… маловато. Но даже так — Узумаки просто не мог себе вообразить, как четко вплетались его обвиняющие слова в