Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не бойся, – уже строго сказала Лёлишна и вышла в коридор. Она открыла дверь и радостно пригласила: – Ой, проходите, проходите! Дедушка, дедушка, посмотри, кто к нам пришёл!
– Тигрёнка не пугайтесь, – сказал Эдуард Иванович, – он ручной.
– Да я знаю, знаю! – И Лёлишна тут же, в коридоре, рассказала о своём сегодняшнем знакомстве с Чипом. Войдя в комнату, она позвала дедушку.
В ответ – тишина.
– Дедушка, к нам гости!
Опять – тишина.
Лёлишна заглянула на кухню, потом в другую комнату, недоумённо пожала плечами.
Вдруг кто-то тонко чихнул.
Чип зарычал.
Эдуард Иванович глазами показал Лёлишне на шифоньер.
Она постучалась в дверцу.
– Войдите, – раздался из шифоньера жалобный голос.
Дверца распахнулась, и все увидели напуганного дедушку, который сидел в шифоньере, согнувшись в три погибели.
– Всё-таки испугался, – виноватым тоном произнёс он, – не вас, конечно, и даже не этого зверя, а других.
Но раз все опасения и недоразумения рассеялись, а Эдуард Иванович принёс с собой торт, то началось чаепитие.
Чип лежал у ног дрессировщика и дремал. Дедушка изредка опасливо посматривал на тигрёнка.
– И как это вы с ними? – спросил дедушка. – Они же звери. Почему они вас слушаются?
– Очень просто, – весело ответил Эдуард Иванович, – я их люблю. Я без них жить не могу. Я даже на пенсию уйду не один, а возьму с собой самого старого льва. Это будет первый в мире лев-пенсионер. Человек я одинокий. Жена и дети погибли в войну. Теперь моя семья – мои львы. Да вот Чип. И ещё есть у меня Хлоп-Хлоп, очаровательный мартыш. Мне его в Одессе подарили моряки.
– Конечно, ко всему можно привыкнуть, – заключил дедушка, – к одному только нельзя привыкнуть – к старости.
– Вот об этом я сейчас и думаю всё время, – оживлённо отозвался дрессировщик. – Мне нужно найти ученика. Чтобы передать ему знания, опыт и львов.
– Да любой мальчишка согласится стать вашим учеником! – воскликнула Лёлишна. – Только позовите.
– А мне нужен не любой, а… – тут Эдуард Иванович вздохнул, как бы хотел этим сказать, что найти нужного ему мальчишку почти невозможно. – Он должен быть смелым, любознательным, упорным.
– Найдёте вы себе ученика, – сказал дедушка, – или ученицу.
– Ученика, – твёрдо проговорил Эдуард Иванович.
– Найдёте, найдёте, – обиженно сказала Лёлишна, словно она собиралась стать дрессировщицей, а её не брали. – Но как же вы его учить будете, если вы всё время из города в город переезжаете? Его же родители не отпустят.
– Можно взять его вместе с родителями, – сказал дедушка.
– Трудно, конечно, найти родителей, которые согласятся отпустить ребёнка со мной, – грустно произнёс Эдуард Иванович. – А кого с удовольствием отпускают, из такого дрессировщика не получится. Пришла как-то ко мне одна мамаша и говорит: «Возьмите вы моего лоботряса, справиться с ним никто не может. Авось вам он пригодится. Подрессируйте его хоть немножко». Смех смехом, а найти ученика трудно.
– У нас есть смелые, любознательные, упорные мальчишки, – сказала Лёлишна.
– Очень хочу с ними познакомиться, – сказал Эдуард Иванович.
Когда улеглись спать, Лёлишна долго лежала с открытыми глазами, думала.
Конечно, она не собиралась стать дрессировщицей, но всё-таки обидно: почему Эдуард Иванович ищет ученика, а не ученицу?
До чего же радостно было просыпаться Лёлишне утром на другой день!
Открыв глаза и вспомнив обо всем, она испугалась: а вдруг это ей просто приснилось?
Вдруг нет никакого Чипа и никакого Эдуарда Ивановича?
Она встала, быстро оделась и – на кухню. И вскоре уже напевала:
Вдруг кто-то за её спиной громко чихнул.
– Будьте здоровы! – крикнула Лёлишна и рассмеялась оглянувшись: это был Чип. – Чем же мне тебя угостить?
Чип зевнул и потянулся, как кошка, выгнув спину. Лёлишна бросила ему кусок сахару. Чип благодарно помахал хвостом, похрустел сахаром, облизнулся и глазами попросил: «Давай ещё, не жадничай».
– Чип, ко мне! – раздался голос Эдуарда Ивановича.
«Давай, давай быстро! – просил взглядом тигрёнок. – Мне некогда! Угощай!»
Лёлишна отрицательно покачала головой.
«Смотри, пожалеешь». – И Чип утопал.
Может быть, он решил, что Лёлишна просто жадная. Но на самом деле она просто знала, что до завтрака детям сладкое давать нельзя. А тигрёнок – ребёнок.
Эдуард Иванович появился на кухне в зелёном, с широкими чёрными полосами длинном халате. Седые волосы были гладко зачёсаны.
– Доброе утро, хозяюшка, – сказал он, – сколько кусков сахару удалось добыть полосатому попрошайке?
– Всего-навсего один.
– И то зря. Сахар, хозяюшка, надо сначала заработать. Готовить мы с тобой будем по очереди. А как-нибудь я устрою тебе выходной день. Самый настоящий. Трудно тебе?
– Ну и что? Я привыкла.
– Вижу. Молодец.
– И всё-таки вам требуется ученик, а не ученица.
– Потому что это мужское дело! – крикнул из комнаты дедушка. – Если обязательно необходимо, чтобы львы кого-нибудь слопали, бросьте им меня.
– Не беспокойся, – ответила Лёлишна, – никто меня в укротительницы не берёт. А сейчас будем завтракать.
За столом дедушка был хмурым, не разговаривал и даже немного покапризничал. Каша показалась ему недосолённой, он солил её, солил и до того досолил, что есть уже было нельзя.
Но он ел.
Незаметно смахивал слезинки и ел, бедный.
Лёлишна знала: в таких случаях лучше помалкивать, делать вид, что ничего не случилось.
Недавно она водила дедушку в больницу, а на другой день зашла к врачу, и тот объяснил, что у дедушки больные нервы. А это значит, что его нельзя раздражать, нельзя волновать, да и сердце у него, как говорится, неважное.
Выпив чаю, дедушка чуть успокоился, почувствовал себя виноватым и пробормотал:
– Нервы у меня пошаливают.
– А у кого они не пошаливают? – весело отозвался Эдуард Иванович. – И у зверей, и у людей. Вот и я старею, и нервы сдают.
– Я, видимо, тоже старею, – дедушка вздохнул. – Внучке со мной тяжело.
– Неправда, – мягко возразила Лёлишна, – без тебя мне было бы в миллион раз тяжелей.