Еще Дик показал мне два вида травы, которую можно есть. Иногда мы останавливались на полянках и щипали ее пучками. Одна кисловатая, похожая на щавель, есть можно было только самые молодые листочки. А вторая по вкусу напоминала огурец. Листья были бархатистые, сочные, но не крупные. Не скажу, что она насыщала, но желудок был набит. Сухари мы ели два раза в день, утром и перед сном. По два небольших сухарика на каждого. Поэтому бесконечное жевание травы спасало от чувства голода. Третий вид травы он мне показал не для еды, но я не сразу поняла, для чего. Он слишком явно смущался. Потом дошло — туалетная бумага! Листья были мягкие, размером с небольшой лопух и даже приятно пахли. Точно не хуже ароматизированной бумаги.

Дорогой я рассмотрела спутника внимательно. Крепкий мужик. Лет около пятидесяти-пятидесяти пяти на вид. На спине огромное количество рубцов. Думаю, его секли плетью не один раз. Длинный шрам на правой руке. От середины предплечья до середины плеча, но локоть не задет. Кажется, что его нанесли саблей или мечом, когда рука была немного согнута. Шрам не зашивали, потому выглядел он чудовищно уродливым, с неровными краями и буграми. Грубоватое лицо, очень смуглая кожа, серые, точнее, сильно седые волосы ёжиком. На груди и руках волос нет. Лицо простоватое. Крупный, с широкой переносицей, нос, пористая кожа в морщинах. Борода у него почти не росла. Так, какие-то несерьезные волосинки. Очевидно, раньше он их сбривал. Сейчас они начали отрастать, но не слишком быстро. Зубы крупные, сахарно-белые, но на верхней челюсти сбоку двух не хватает. Думаю, просто выбиты. У него были широкие ладони с крепкими короткими пальцами и железной хваткой. Однажды я споткнулась и начала падать, но он успел схватить меня за руку. На запястье остались довольно яркие синяки. И, кажется, он чувствовал себя виноватым за это. Хотя, падение на каменистую почву могло мне принести гораздо больше проблем, чем немного синяков на запястье.

Кстати, он ни разу не проявил ко мне интереса, как к женщине, чего я изначально побаивалась. То ли возраст, то ли болезнь, но утром я у него никакой специфической мужской реакции не замечала. Что меня сильно радовало. Хоть здесь можно не ждать проблем!

Обувь мы по-прежнему не одевали — ноги вполне привыкли. Только один раз я сбила мизинец в кровь. Но обувь нужно беречь. Дика же, похоже, такая мелочь как камни, смутить не могла.

Как выгляжу я сама — я представляла слабо. Несколько раз в замке я смотрелась в воду. Особенно хорошо было видно в большой глубокой миске светлого цвета. Я молодая, да, лет семнадцать и темные волосы. Кажется — светлокожая. Цвет глаз я не знала. То, что была тощей — это и так понятно. Волосы у меня густые и уже хорошо закрывали уши. Всё…

Это мы очень вовремя сбежали. Еще немного и меня бы обрили — рабыни не носят волосы до плеч. Раз в год, в конце весны, всех рабынь толпой собирали и брили. Меня первый раз не тронули — слишком короткие еще были. Но в этом году я бы попала под раздачу точно! Тогда и бежать было бы сложнее. Лысую женщину легче найти.

Мы стояли на обрыве и жадно дышали чистым, морским воздухом. Пахло водорослями, солнцем, солью, свободой…

Как спускаться вниз я просто не представляла — до моря всего метров десять, но скала, на которой мы стоим, совершенно отвесная, а внизу торчат камни. Прыгать в воду точно нельзя. Дик привычно взял меня за руку и потащил вдоль берега. Метров через пятьсот берег стал меняться. Меньше камней, больше почвы, более пологий спуск. И даже кривоватые деревья на склоне. Так что к морю мы вышли быстро. А вот место для стоянки искали почти до вечера. Я не понимала, что не устраивает Дика! Он пытался что-то показывать жестами, я задавала вопросы, но, очевидно, не те, что нужно.

— Опасно? Охотники?

Отрицание.

— Костер с моря увидят?

Отрицание.

Я не понимала, что еще спрашивать! Потому решила замолчать и ждать. И мы шли по берегу, где это было можно, или поднимаясь на скалы, где берега не было. Дважды мы возвращались по своим следам — не было подъёма на верх. Один раз я нашла отличную пещеру. Один раз небольшую пещеру нашел он сам. Но и эта его не устроила. Спорить я не стала. Там было кострище. Оно выглядело старым, но кто знает…

Трижды за день мы видели идущие не слишком далеко от берега корабли. Большие суда с несколькими парусами.

Место для житья Дик нашел только к вечеру. И до меня, наконец-то, дошло, что именно его не устраивало — отсутствие питьевой воды. Так-то, здесь были и речушки, и ручьи, которые бежали к морю. От жажды мы не страдали. Но от предлагаемых мной мест они были далековато.

Берег, где мы остановились, был не слишком широк. До воды метров шесть, не больше. Пополам песок и галька. Довольно крутые берега, камень, по которому не понятно — заберешься наверх или нет. Ну, по крайней мере, с моря не заметно. За торчащим высоким камнем, выше человеческого роста, был низкий проход в пещеру. Его и с берега то было не видно, пока не подойдешь, а уж с моря — век не догадаешься! А по скале, метрах в двух от входа, сбегала небольшая струйка воды. Она уже выдолбила в камне у подножия маленькое озерцо. Чистая, пресная вода. Очень вкусная.

— Мы остаемся тут?

Кивок и Дик сбросил заплечный мешок.

— И можно сделать костёр?

Он улыбнулся и снова кивнул. Показал мне жестом, что бы я сбросила поклажу и поманил за собой. И еще дал мне в руки тряпку для травы.

Мы вернулись наверх, на скалу, и переход был довольно близко от нашего будущего ночлега и зашли в лес. Дик оставил меня на полянке, велев собирать кислую траву и ушел. Это было… Это было несколько тревожно. Я привыкла, что теряю его из вида, только когда ухожу в туалет. А Дик все не шел и не шел! Пучок травы превратился в большую охапку. Еще я набрала несколько десятков листьев местного лопуха. На солнцепеке, без деревьев, их было множество.

Чтобы не думать всяких ужасов, я села на теплый камень лицом к лесу и стала ждать, бездумно гоняя небольшую улитку по стеблю травы. Когда она добиралась до одного кончика, я задирала его вверх и смотрела, как она скользит… Наверное потому я и не заметила Дика сразу.

Он был уже по середине между лесом и скалой, куда я отошла, когда я уловила движение и подняла голову. Он нес целую охапку хвороста и хвойных лап. Прошел мимо меня, подошел к обрыву и просто сбросил весь груз вниз.

Потом улыбнулся мне, взял с травинки улитку, хрустнул панцирь, и я увидела в протянутой руке маленький слизкий комочек. Он предлагает мне это? Но — зачем?!

И тут он потыкал на свой рот! Съесть?! Я отрицательно покачала головой и передернулась. Дик заметил, рассмеялся и слизнул улитку с ладони.

Вечером мы первый раз ели горячее варево. Это было божественно вкусно!

В пустой котелок Дик кинул крошечный ломтик старого сала и вытопил его. Запах был непривычный, но совсем не противный. Не тухлый, чем-то похожий на мяту. Крупы в кипящую воду высыпал всего три ложки.

Похлебка получалась слишком жидкая, но когда кинули туда всю кислую травку, то получили вполне съедобный и густой суп. И щедро выделил нам по два сухаря. Остальные убрал под камень, там, куда днем попадает солнце.