— Он говорил мне, что если бы он думал о браке, то женился бы именно на тебе…

— Если бы? Это «если бы» играет здесь главную роль. Я зла на тебя из-за того, что ты сделал с Лоренцо, так же сильно, как из-за того, что ты сделал со мной. Ты толкнул его на то, к чему он не был готов. А теперь выходит, что он виноват во всем.

— Но он мог бы противостоять мне и отказаться, — раздраженно ответил Ренато.

— О, какие речи! Кто может тебе противостоять?

— Ты.

— Много хорошего мне это принесло! А сейчас, я считаю, ты должен вернуть его, чтобы он навестил мать. Скажи ему, что с моей стороны не будет никаких слез или упреков. Ему не в чем себя винить.

— Не в чем винить? После того, что он с тобой сделал?..

— После того, что ты со мной сделал. Лоренцо пытался поделиться со мной своими сомнениями, но ты его остановил. Если бы мы с ним поговорили, я отпустила бы его сразу. Мы бы все тихо и спокойно уладили дома. Вместо того, чтобы делать все на публике. И этого добился ты. Так что передай ему: ему не стоит переживать.

— Если бы мы могли поговорить спокойно, я сказал бы тебе, как я восхищаюсь тобой, твоим чувством собственного достоинства, твоим мужеством в этой ситуации. Но я знаю, что мое восхищение вызовет в тебе лишь презрение.

— Впервые ты оказался прав, — неприветливо ответила она. — А сейчас, пожалуйста, иди и позвони Лоренцо.

Весь остаток дня Хизер провела в больнице. Баптиста в основном спала, но, просыпаясь, тут же смотрела на стул около окна и с облегчением вздыхала, видя на нем Хизер. Когда приехал Ренато, Хизер встала и пошла к двери. Но она не успела выйти, когда он тихо сказал матери, что Лоренцо вечером будет дома.

Оказавшись в холле, она пошла выпить кофе. Скоро к ней присоединился Ренато.

— Ты была права, — сказал он. — Мама повеселела, когда я сказал ей о Лоренцо. С твоей стороны было великодушно проявить такую настойчивость. Надеюсь, тебе будет не слишком тяжело.

— Мне уже все равно, — ответила она.

— Хотелось бы верить, что это правда.

— А это имеет какое-то значение? Сейчас самое главное — здоровье твоей матери.

— Но твое состояние тоже важно. Нам надо будет поговорить…

— Я так не думаю.

— Но ты же понимаешь, что нельзя оставить все так, как есть.

— Конечно. Когда ей станет лучше, я верну «Белла Розария» и уеду обратно в Лондон.

— Я не это имел в виду.

— Больше нам говорить не о чем, Ренато. А теперь я пойду к ней.

К вечеру Баптиста полностью пришла в себя и стала прислушиваться к каждому звуку.

— Он скоро приедет, — пообещала ей Хизер.

— Но, дорогая, не разобьет ли встреча с ним твое сердце?

— Сердца не разбиваются так легко, — ответила она с уверенной улыбкой.

— Разбиваются, по крайней мере, на какое-то время.

— Я хочу вам сказать кое-что, — поспешно заговорила Хизер. — Дело не только в потере Лоренцо… Я потеряла все. Помните, тогда, в «Белла Розария», я сказала вам, что с момента моего приезда сюда мне казалось, будто все складывается как надо. Я была уверена, что судьба привела меня в мое место для того, чтобы я вышла за своего суженого. — Она горько усмехнулась. — Но теперь я еще раз убедилась, как сильно может заблуждаться человек.

— Я не думаю, что ты заблуждалась.

— Нет, я была в заблуждении. Я неправильно толковала все знаки, даже себя саму. Ведь я совершенно другая. Я сейчас даже не узнаю свою реакцию на происходящее. Раньше я выплакала бы себе все глаза. А теперь мне, наоборот, хочется сделать что-то такое, чтобы показать всему миру: со мной шутки плохи.

— Это реакция настоящего сицилийца, моя дорогая, — сказала Баптиста. — А то чувство, которое ты испытывала, когда приехала сюда, было настоящим. Только его вызвал не Лоренцо, а Сицилия. Она шептала тебе, что здесь твой дом.

— Какая милая теория…

— Поверь, это не старческие бредни. Дорогая моя, подумай. Забудь о Лоренцо и подумай о земле. Я видела, как ты любовалась ею, стоя на террасе и не думая, что кто-то наблюдает за тобой.

— Или ранний вечер с таким странным нежно-золотистым светом, которого больше нигде не увидишь, — прошептала Хизер почти про себя.

— И язык, который так легко тебе дается, — напомнила Баптиста. — На самом деле все в этой стране дается тебе легко. Даже жара.

Да, подумала Хизер. Она расцветала под этим солнцем.

Но все было кончено. Случившееся в церкви прояснило ее разум, отодвинув на задний план чувства и эмоции. Она вернется в Англию и снова обретет себя. А что уж тогда она будет чувствовать — это ее личное дело, которое больше никого не касается.

— Я англичанка, мама. И принадлежу тому миру.

— Нет, ты принадлежишь этому миру, — строго сказала Баптиста. — И ты должна остаться.

Хизер шокировала мысль, пришедшая ей в голову.

— Нет! Если я правильно поняла ваши слова… Я теперь никогда не смогу выйти за Лоренцо.

— Конечно, нет. — Она замолчала, услышав шаги за дверью.

Дверь открылась, Хизер, собрав в кулак всю силу волю, обернулась и увидела Лоренцо. Баптиста радостно вскрикнула и распахнула сыну свои объятья. Он подбежал к ней.

Хизер попыталась уйти до того, как он ее заметит, но в этот момент он поднял голову, и по его лицу пробежала тень смешанных чувств.

— Я оставлю вас наедине, — сказала она, чмокнула в щеку Баптисту и быстро удалилась.

Все произошло так быстро, что Хизер даже не успела ничего почувствовать. И только в холле эмоции нахлынули на нее. Разум говорил ей, что из их брака никогда ничего бы не получилось. Но прошло еще слишком мало времени, чтобы при виде Лоренцо она могла не чувствовать боль. Она замедлила шаг и прильнула к стене, зажав рот рукой.

— Хизер! — послышался голос Ренато.

Она подняла глаза.

— Твой брат приехал, — сказала она. — Я оставила их одних.

— Ты в порядке?

Она озабоченно усмехнулась.

— А с чего бы мне быть не в порядке? Я еду домой. Спокойной ночи.

Когда сзади раздались шаги, она, обернувшись, увидела стоящего в тени Лоренцо. Она почувствовала, как он глубоко вдохнул, прежде чем выйти вперед.

— Я пришел просить у тебя прощения и готов выслушать все, что ты хочешь мне сказать, — тихо начал он.

Она гордо подняла подбородок и даже смогла изобразить спокойствие.

— Что ты хочешь услышать? — спросила она. — Гневные упреки, слезы… «Как ты мог так со мной поступить?»… Давай оставим все это. У меня сейчас нет сил для большой драмы.