— Нет Нью-Йорка — нет тебя, — заметила Пибоди.

— У него уже была одна попытка, так что не знаю. Как-то это все подозрительно. Слишком просто, слишком прямолинейно. Макквин мыслит масштабно. У него годы были на то, чтобы все спланировать, — и это все, что он смог придумать? Может быть, я сама слишком много об этом думала и у меня теперь паранойя? — Ева задумалась и расправила затекшие плечи. — Надо посоветоваться с Мирой. Ей я доверяю больше, чем вероятностям.

— Она была на награждении.

— Да, я заметила.

— Приятно было, столько друзей пришло. Спасибо тебе огромное, что пораньше меня отпустила.

— Имей в виду: пока Макквина не поймаем, больше такого не жди.

— Все равно спасибо. Отцу с мамой было очень важно со мной по-настоящему поговорить. Папа нас в ресторан повез, причем не в вегетарианский, где какое-нибудь там «здоровое меню для людей Свободного века». Ели мясо, что скажешь? Все жалели, что вы с Рорком не смогли прийти. Родители понимают, но все равно жалко было.

— Я рада, что ты хотя бы так с ними повидалась. Ладно, давай выкладывай, что нашла. Мы почти на месте.

— Специальный агент Скотт Лоуренс, двадцать семь лет в Бюро, — зачитала Пибоди. — Поступил еще в колледже. Что ни год, то письменная благодарность. Прочат в шефы.

— Любопытно. И при этом главная по Макквину — Никос.

— Она и сама не промах. Лоуренс женат, двадцать два года вместе, двое детей. Она не замужем, девять лет в Бюро, докторская степень по психологии и криминологии. В Академии была лучшей в классе. В общем, — добавила Пибоди, уже когда Ева с грохотом въехала и припарковалась на втором уровне над улицей, — на первый взгляд все нормально.

— Я так и подумала. Брэкен эта работает по ночам в стрип-клубе — сейчас барменшей, а раньше телом. Живет прямо над местом работы.

— Удобно, — заметила Пибоди, глянув на дом.

— Лицензию клубной компаньонки у нее отобрали — нашли в крови наркоту на одном из осмотров. Пятьдесят один год, замужем не была, сожителей и детей нет. Работала то тут, то там, пара приводов, тоже с наркотой связано. Серьезного ничего нет. В подростковом возрасте прогуливала школу, убегала из дому, воровала по мелочи.

— Как раз подходит для Макквина. Самое то.

Район, в котором жила Брэкен, наверняка знавал когда-то и лучшие времена, но, на взгляд Евы, он выглядел так, словно всегда был грязным, мрачным и опасным. Стрип-бар, в котором она работала, примостился у тротуара, как гигантская расфуфыренная жаба. Изображенную на его вывеске щедро наделенную женскими прелестями стиптизершу неизвестный уличный соавтор столь же щедро одарил исполненным во всех деталях гигантским половым членом.

На свеженарисованное граффити похоже не было, так что Ева решила, что владельцу заведения либо плевать с высокой башни, либо он решил, что так вывеска смотрится даже интереснее.

С собой у Евы был универсальный полицейский ключ, но он не понадобился — замок на двери в жилую часть дома был сломан, причем в данном случае, похоже, недавно.

Ева уже привычно не обратила внимания на застоявшийся в узком подъезде и еще более узком лифте запах.

Пибоди зашлепала вслед за ней вверх по лестнице.

— Ну почему мужики в таких местах всегда мочатся на стены?

— Выражают свое презрение к помещению, — бросила Ева.

— Ха, — фыркнула Пибоди. — Четко. Моча как орудие презрения. Брэкен эта небось на самом верху живет.

— Да, квартира четыре-цэ.

— Ладно, я вчера мороженое съела — и еще у Макнаба откусила. Заслужила пройти пешком четыре этажа. Я вообще-то не собиралась его есть — просто смотрю: стоит готовое, все такое сладенькое, с сиропчиком. Ну это как с сексом. В смысле, ну когда он… готовый, что прикажешь делать? Сексом я заниматься, пока родители там за стеной спят, тоже не собиралась, но что поделаешь, когда… м-м-м… все уже готово.

— Пибоди, «сладенькое с сиропчиком» я тебе простить еще могу, но вот про «секс» и что там у вас у кого было готово, особенно в одном предложении с «родители», я слышать не желаю.

— Да ладно, они там, думаю, тоже сексом занимались.

Ева усилием воли заставила себя не поморщиться и не содрогнуться.

— Пибоди, хочешь четыре лестничных пролета задницей сосчитать? Сможешь еще раз свое мороженое отработать.

— Ой, тогда после всего этого сиропчика она у меня точно слипнется. Так что, видимо, нет.

— Вот и умница.

На двери нужной им квартиры не было ни сканера отпечатков, ни видеокамеры. Просто пара запоров и допотопная дырка вместо дверного глазка.

Ева кулаком пару раз бухнула в дверь.

— У напарниц Макквина всегда была отдельная квартира, — сказала она Пибоди. — И постоянная работа — иногда на полставки. По последней есть только то, что рассказали сами потерпевшие. Помогала ему заманивать, похищать, приковывать. Отмывала, если Макквин решал позабавиться с одной из старых. И любила на это смотреть.

Пибоди побледнела.

— Значит, была таким же чудовищем, как и он.

— Да, значит, так, — согласилась Ева и еще раз постучала.

Дверь напротив отворилась.

— Мать вашу, кончай уже шуметь, а! Люди тут спать пытаются.

Ева оценивающе оглядела глазевшего на них соседа. На нем не было ничего, кроме пирсинга в соске и татуировки в виде свернувшейся змеи. Ева достала жетон:

— Я бы сказала, что это — непристойное обнажение, но обнажать тут практически нечего. Нам нужна Дэб Брэкен.

— А, черт. Дома она. Спит как убитая, — сказал тот и захлопнул дверь.

Ева опять забарабанила по двери и не перестала стучать, пока из-за нее не послышалась чья-то ругань. Еще минуту спустя из дырки на них уставился чей-то мутный глаз.

— Какого вам от меня надо?

Ева снова показала жетон:

— Открывайте.

— Черт, — донеслось с той стороны; глаз пропал, заскрипели засовы, щелкнул замок, и дверь отворилась. — Какого черта вам надо? — просипела Дэб Брэкен.

Судя по ее виду, попытка уснуть увенчалась успехом. Ее спутанные короткие волосы торчали во все стороны черными и медными прядями. На узком дряблом лице вокруг глаз и губ красовались разводы от неснятой косметики.

На самой Дэб был небрежно накинут черный халат, приоткрывавший недурные ноги и подозрительно бойкие для настоящих груди.

— Айзек Макквин.

— Кто-кто?

— Будешь мне мозги пудрить, Дэб, разговор продолжим в участке.

— Уроды, ломают мне дверь, не дают спать, а теперь еще и угрожают. Что за хамство?

— Айзек Макквин, — повторила Ева.

— Да слышала я уже, господи… — пробормотала Брэкен и хмуро окинула Еву мутным взглядом. — Сейчас, погодь, — и, повернувшись, зашаркала в глубь квартиры.