Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сестра Софии Павловны Антонина жила в Германии – она перебралась туда давно, еще в молодости, вышла там замуж за немца, родила и вырастила троих детей и постоянно звала сестру переехать к ней, но та никак не могла решиться. С одной стороны, ее тянуло переехать за границу в спокойную сытую Германию, с другой, ни муж, ни сын не рвались – они не представляли себе жизни в другой стране. Когда Дмитрий Борисович умер, сестра стала звать еще активнее, мол, сын уже взрослый, у него своя жизнь, никто тебя теперь не держит, но София Павловна все никак не могла решиться. Она часто ездила к сестре в гости, присматривалась районам и квартирам и даже загородным домам – продав бизнес в России, вполне можно было бы позволить себе небольшой домик в пригороде Берлина, но принятие окончательного решения она все откладывала. А потом сын объявил, что жена ждет ребенка, и София Павловна переключила свое внимание на семью сына.
Она вышла из подъезда и отправилась к машине. Сын с семьей жил не очень далеко, она доехала до их дома за 20 минут. Припарковалась, подошла к подъезду и набрала номер квартиры на домофоне. Долгое время шли гудки, но никто не отвечал. Наконец, звонок сбросился. София Павловна нахмурилась и позвонила еще раз, но тоже безрезультатно. Она отвернулась от двери и стала разглядывать двор, размышляя, как ей лучше поступить. С одной стороны, скорее всего, она зря наводит панику, наверняка, невестка просто уснула вместе с малышкой и отключила звук на телефоне и домофоне. С другой стороны, какой-то червяк сомнений и беспокойства грыз и грыз ее изнутри, а София Павловна привыкла доверять своей интуиции.
В эту минуту дверь раскрылась, и из подъезда вышел молодой мужчина.
– Будете заходить? – он придержал дверь.
– Да, спасибо, – поспешно ответила София Павловна и вошла в подъезд.
Сын жил не в элитном доме, и здесь жильцам было довольно-таки все равно, кто заходит в подъезд и зачем. Никто не знал друг друга в лицо, не перебрасывался вежливыми приветствиями у лифта, это был обычный человейник на тысячу, наверное, квартир, которых построили за последние годы великое множество.
София Павловна поднялась на лифте на 8 этаж и подошла к двери квартиры. Она хотела позвонить в звонок, но побоялась разбудить новорожденную и тихонько постучала. Нет ответа. Она постучала еще раз немного громче, но также без ответа. Тогда она постучала еще громче и прислушалась. За дверью было тихо – ни плача ребенка, ни голосов, ни звука шагов. София Павловна вздохнула и занесла кулак, чтобы постучать со всей силы, но в эту минуту у нее зазвонил телефон. Она достала его из сумки, на экране высветился номер сына.
– Алло! – тут же ответила она.
– Мам, это ты там стучишь к Лине? – спросил сын, явно нервничая.
– Ну да, я. Я никак не могла ей дозвониться за весь день, и ты тоже не отвечал, я запереживала и решила приехать проверить, все ли в порядке. Вот только она не открывает, я и в домофон звонила, и в дверь уже стучу.
– Мам, она же просила не приезжать без предупреждения. Она говорит, что только что уложила Нику и не хочет, чтобы ты ее разбудила. Ника очень плохо спит, ты же знаешь. От любого шороха просыпается.
– Да, конечно… Просто я весь день звонила, с самого утра, а она не отвечала, вот я и подумала, вдруг случилось чего…
– Да нет, мам, ничего не случилось, все в порядке. Просто Лина устала.
– Ну может она впустит все же меня? Раз уж я уже приехала. Я бы помогла, может быть, чем-то ей.
Было слышно, что сын замялся. Он не любил отказывать матери, он был многим ей обязан, в то же время, ссориться с женой тоже не хотелось.
– Я перезвоню тебе, – наконец сказал он и отключился.
София Павловна осталась стоять под дверью с телефоном в руке, прислушиваясь к звукам внутри квартиры. Там по-прежнему было тихо. Вдруг дверь бесшумно открылась. За дверью стояла Лина. Она молча пропустила Софию Павловну в квартиру, прижав палец к губам, прося не шуметь. София Павловна как можно тише разулась и прошла в ванную, чтобы вымыть руки. Ей уже было стыдно, что она явилась вот так без приглашения, навела панику своими звонками. Она пожалела, что ничего не купила по дороге – еды, памперсов, какую-нибудь вещь для ребенка или чего-нибудь приятного для Лины. Выйдя из ванны, она огляделась. Лина была на кухне, и София Павловна направилась туда, проходя на цыпочках мимо спальни. Поравнявшись с дверью, она украдкой заглянула внутрь. Там она успела заметить детскую кроватку, приставленную к взрослой кровати. В кроватке лежала малышка, завернутая в бело-розовую пеленку. Глаза ее были закрыты, она мирно спала. Было видно, как поднимается и опускается ее крошечная грудная клетка.
Лина сидела за столом в кухне, перед ней стояла кружка с остывшим чаем. Она шепотом предложила чаю Софии Павловне, та отказалась и присела напротив. Невестка выглядела плохо. Под глазами синяки, волосы спутаны и собраны в неаккуратный пучок, на одежде следы срыгиваний, молока, лицо бледное и усталое, руками она нервно теребила рукава домашнего платья и потирала шею. София Павловна прониклась к ней сочувствием. Она все еще хорошо помнила, как тяжело было с Алексом в младенчестве. Ее муж тоже бесконечно работал, появляясь дома только на выходные, да и тогда, бывало, приходилось брать подработки, чтобы свести концы с концами. Алекс постоянно плакал, плохо спал, она сама была как выжатый лимон первые полтора-два года его жизни. Иногда ей хотелось выйти в окно, лишь бы не слышать этот постоянный требовательный плач. Теперь, глядя на бледную, осунувшуюся невестку, она понимала, что той нелегко. Она испытала прилив злости к сыну – разве он не видит, что жене тяжело? Разве нельзя взять внеочередной отпуск, путь даже без содержания, чтобы помочь с ребенком? Ей очень хотелось помочь, и она спросила:
– Лина, как ты? Давай я помогу с чем-нибудь? Хочешь, посижу с малышкой, а ты поспи? Или вообще, как проснется, давай я схожу с ней