мрачно заметил он. – Вот вы хорошо поете и танцуете, а я в этих искусствах не силен.

– Почитайте невесте стихи.

– Терпеть не могу поэзию.

На что же тогда он способен? Я задумался.

– Тогда заставьте петь и плясать шутов и снисходительно поглядывайте на их выкрутасы.

– Есть и еще одна сложность! Э-э… первая брачная ночь! – Его голос прозвучал выразительнее обычного.

– Ах. Ночь… – беспечно бросил я, изображая знатока.

Он слабо улыбнулся.

– По крайней мере, тут неуместно просить вас о помощи, – попытался пошутить Артур, и эта его шутка – я не преувеличиваю! – не давала мне покоя долгие годы.

Итак, планы наконец осуществились. Артур должен жениться без промедления, и испанская принцесса уже на пути в Англию. Плавание займет не менее двух месяцев. Но она приезжает! И тогда, после долгих лет скучных будней, начнутся великолепные празднества в честь новобрачных. Отцу придется расщедриться, ибо внимание всей Европы будет приковано к английскому двору, все будут смотреть на нас и оценивать. В столице ожидаются роскошные пиры, пышные уличные зрелища, повсюду возведут затейливые аллегорические арки, а городские фонтаны в день свадьбы будут бить красным и белым вином. (Мой духовник уже укорял меня за то, что я, по его словам, чрезмерно очарован блеском и тщетой суетного мира.) А больше всего меня радовало, что мне тоже сошьют новый наряд.

Я ненавидел отцовскую скупость. Мне надоели траченные молью плащи, застиранные рубашки с рукавами, из которых руки торчали почти по локоть. Ростом я уже почти сравнялся с Артуром, и вся моя одежда была мне смехотворно мала. Когда я наклонялся, штаны врезались в зад, а если расправлял плечи, то камзолы трещали по швам.

– Вы прямо вылитый дедушка, – с восхищением твердила няня Льюк, не замечая, как я морщился от ее слов. – Таким же рослым, должно быть, станете. Уж он-то был видным мужчиной. Шутка ли – шесть футов и четыре дюйма ростом!

– К тому же он слыл красавцем! – не удержавшись, добавил я.

– Да уж, – с кислой миной согласилась она, – только чрезмерная красота, видно, не пошла ему на пользу.

– А разве может красота кому-то повредить? – поддразнил я.

– Еще как! Она-то его как раз и сгубила. И вам красота ни к чему. Зачем она священнику? Если вы станете слишком красивым, один ваш вид будет пробуждать в людях тревогу. Никто не захочет исповедаться вам в своих грехах.

– Но мне же самому придется в них признаваться, – рассмеялся я.

– Генрих! – возмутилась няня. – Не следует настраивать себя на греховные мысли.

– Вы правы, госпожа Льюк. Надо грешить бездумно, как придется.

Я с удовольствием наблюдал за растерянным выражением ее лица. Она спешно удалилась, не желая слушать непристойные речи. По правде говоря, я смутно представлял, что значит согрешить, хотя порой замечал, как некоторые молоденькие служанки зазывно поглядывают на меня. Для них, наверное, это не было тайной.

Екатерине не удалось высадиться в Дувре, как предполагалось. Из-за шторма корабль сбился с курса, и испанцы смогли причалить только в Плимуте – откуда к Лондону вела длинная дорога, утопающая в слякоти.

Тем не менее протокол требовал, чтобы король официально встретил невесту сына и выразил радость по поводу ее прибытия в Англию. Стало очевидно, что Артур не сможет сопровождать его. Он недавно болел, и его еще мучил кашель. Врачи предписали ему сидеть дома и греться у камина, дабы окрепнуть и набраться сил в преддверии грядущего свадебного испытания. Поэтому мне велели отправиться с отцом в Плимут и привезти Екатерину в ее новый дом.

Стояла поздняя осень, туманная и холодная. Листья с деревьев уже облетели, земля стала уныло-бурой, и окутанные туманом дали выглядели безрадостно. Путешествие наше обещало затянуться из-за грязных дорог. Однако меня это ничуть не обескуражило; я радовался тому, что вырвался из надоевших дворцовых стен. Распахнув глаза, я с интересом взирал на все, мимо чего мы проезжали: на убогие деревни, восторженные толпы поселян, бескрайние желтеющие луга и темные, напоенные влагой леса.

Через несколько дней мы добрались до места высадки испанцев. Они кое-как разбили лагерь – поставили несколько жалких палаток. С высокомерно задранной крыши стоящего в центре королевского шатра стекали дождевые струи. На флагштоке трогательно болтался насквозь промокший королевский штандарт.

Близился вечер, в конце дня холод уже пробирал до костей и промозглый туман просачивался под плащи. Как хорошо, что скоро мы будем сидеть под пологом, где сухо и тепло. Спешившись, я бодро шлепал по лужам рядом с отцом, который широким шагом направился к входу в шатер.

Но его тут же выставили обратно. Короля – выгнали вон! Он расхохотался, не веря происходящему. Выяснилось, что по испанскому обычаю невесту нельзя видеть до дня свадьбы никому, кроме ее родных.

Отец стоял как вкопанный.

– Я король этой страны, – произнес он обманчиво спокойным тоном, – а в Англии так не принято. Чужой обычай силы у нас не имеет.

И он решительно устремился к пологу, отпихнув протестующих стражников.

– Неужели испанцы считают меня дураком? – проворчал отец. – Не могу же я женить наследника на той, кого в глаза не видел, – может, она рябая или увечная! Я желаю лично увидеть принцессу!

Верная охрана делала робкие попытки остановить его, но он пролетел мимо и ворвался в шатер. Я последовал за ним.

Мы попали в настоящий гарем. Здесь были одни женщины! Нас встретила стайка смущенных камеристок, они лихорадочно пытались привести в порядок разбросанные повсюду вещи и туалетные принадлежности. В воздухе витал аромат благовоний. Стоя посреди дамских накидок и бархатных подушек, мы ощущали себя грязными, громоздкими и неуклюжими.

В занавешенной пологом части шатра началось явное смятение: принцессе доложили, что в ее личные покои ворвались чужие. Безусловно, она была вправе выйти и выразить свое возмущение. Я уже представлял ее: худощавую и нервную, с поджатыми губами, – идеальную невесту для Артура.

Но прежде чем увидеть Екатерину, я услышал ее голос: тихий, мелодичный, вовсе не ворчливый или рассерженный. Потом появилась и она сама – в пеньюаре, с непокрытой головой. Распущенные волосы раскинулись пышными золотисто-русыми волнами по ее хрупким плечам.

Принцесса была прекрасна, как дева из романа «Смерть Артура»[9], как златовласая Элейн, очаровательная Инид[10]. Я мог бы сравнить ее с Андромедой, прикованной цепями к скале, в ожидании спасителя Персея в том древнем мифе, который я старательно перевел с греческого. Эти красавицы ожили для меня, когда я взирал на Екатерину.

Что уж тут говорить? Я влюбился в нее с первого взгляда. Конечно, вы возразите, что ребенку, десятилетнему мальчику,