Мы не знаем, собственно, в котором году умер Ахмед ибн Абдулла; главенство над сектой перешло к одному из его племянников[380], Са’иду сыну Хуссейна, дальнему родственнику Абдуллы. Когда он вступил в управление, то оказалось, что в 288 г. (901) кроме Ирака, Сирийской пустыни и Бахрейна особенно деятельная пропаганда шла еще в четвертом пункте. Она началась, собственно, за много лет раньше, но теперь окончательно созрела и подавала большие надежды. Лет двадцать тому назад, в 268 г. (881/2) Ахмед ибн Абдулла совершил паломничество ко гробу Хуссейна в Кербела с намерением пропагандировать лично дело измаилитизма среди ревностных шиитов, обыкновенно собиравшихся там во множестве. Один богатый человек из Йемена (южной Аравии), совершавший в то же самое время поклонение в этом святом месте, увлекся новыми идеями и забрал вместе с собой на родину одного из дай Ахмеда по имени ибн Хаушеб. Насколько почва оказалась благоприятной для восприятия этого учения, можно судить по одному еще раньше нами сообщенному факту, что в 288 г. (901) один алидский претендент на первых же порах успел овладеть, хотя на короткое время, Сан’а, столицей этой провинции. Маленькие алидские княжества возникли преимущественно во многих гористых местностях Йемена, там, где большинство жителей были зейдиты. Княжества эти игнорировали аббасидских наместников, они частью существуют и поныне. Неудивительно поэтому, что и измаилиты быстро расплодились в округе, охваченном издавна пропагандой алидов. Ибн Хаушебу посчастливилось. Окруженный значительным числом поклонников, он вскоре был в состоянии самостоятельно высылать проповедников всюду, где только возникало общее недовольство правительством и обещало некоторый успех вражьим замыслам. Нам уже известно, что изо всех областей, в которых господствовал ислам, арабское владычество оказывалось слабее всего в северной Африке, Начиная с области Китама берберы стали совершенно независимыми, да и остальных, живших далее на востоке, стоило арабам больших усилий сдерживать в повиновении. Не раз также приходилось нам видеть, с каким воодушевлением встречали берберы каждое доходившее до них религиозное движение, принимавшее в то же время окраску политической оппозиции. Ибн Хаушеб поступил поэтому весьма умно, отправив в начале 70-х гг. (в 885) нескольких дай в Африку. Они поселились среди племени Китама, но вели пропаганду недолго; спустя несколько лет все они скончались. В конце 279 (в начале 893) послан был туда же, по распоряжению того же Ибн Хаушеба, измаилитский эмиссар Абу Абдулла по прозванию Аш-Ши’ий, «шиит». Воспользовавшись искусно, по примеру многих других эмиссаров, временем мекканского паломничества, он успел в Мекке сойтись с двумя берберами из племени Китама. Очаровав их своей лицемерной набожностью, вместе с берберами отправился и он к ним на родину. Прибыв на место, измаилит энергически повел свою агитацию начиная с 280 (893)[381]; преодолевая вначале некоторые трудности, мало-помалу он обратил все племя в ярых измаилитов. Когда же свирепый аглабид Ибрахим II по повелению халифа Мутадида отрекся в 289 (902) от власти, побуждаемый, впрочем, к этому шагу отчасти и возникшим уже явно среди китамы движением, берберы действительно восстали под предводительством этого самого Ши’ия. При первом известии о предстоящем важном событии на западе покинул Саламию и Са’ид, гроссмейстер измаилитов; он направился прямо на Фустат, чтобы быть поближе к театру начинавшейся борьбы. Но этот человек, попав в Египет как раз в пору всеобщей смуты, к концу владычества Тулунидов, разгуливавший в большом городе никем не замечаемый, под привычной измаилитам маской купца, не был уже более Са’идом, потомком персидского глазного врача Меймуна. Он сразу превратился в личность известную, знаменитую, в Убейдуллу[382], сына Мухаммеда, прямого потомка алида Джа’фара. Стало быть, он преобразился сразу в махдия Мухаммеда, «сокровенного имама», в него воплотился дух божий преемственно, от предков. В лице его выступал наконец открыто давно ожидаемый имам и махдий. Теперь дерзновенные потомки Меймуна начинают вести свой род уже не только от брата Алия, как это утверждали они при начале возникновения карматов, а от самого зятя пророка и следовавших за ним священных имамов. И бессовестные обманщики со своими медными лбами так уверенно отстаивали свои права, что и по сие время некоторые западные ученые находятся под впечатлением большого сомнения. А что, ежели в самом деле все, что наговорили суннитские историки про эту семью, лишь выдумка, измышленная на пользу их исконных врагов, аббасидов? Придется в таком случае признать в лице этих фатимидов, как они величают себя по имени своей прабабки Фатимы, супруги Алия и дочери пророка (т. I), кровных потомков Алия. Но я никак не могу разделять эти воззрения ввиду весьма веских данных[383] и буду неуклонно считать махдия Убейдуллу тем, чем он и был на самом деле — бессовестным, но счастливым обманщиком. С меньшим еще правом, чем даже Аббасиды к концу правления Омейядов, он воспользовался именем алидов, чтобы самому ловчее усесться на выкраденном им таким путем троне. И все это удалось ему обработать в течение каких-нибудь нескольких лет. Пусть теперь припомнит читатель как после восстания племени Китама отцеубийца аглабид Зиядет-Алла III сам же приложил посильное старание расчистить для революции путь к победе. В то время как Абу Абдулла Аш-Ши’ий все приближался постепенно к Раккаде, прокладывая себе дорогу рядом кровопролитных стычек с арабами, Убейдулле к концу владычества Тулунидов становилось опасным оставаться в Египте. Между тем «махдий» не мог никоим образом появиться среди берберов раньше окончательного изгнания аглабидов: спасителю мира нельзя же было подвергать себя риску хотя бы временного поражения. Иное дело его полководец — за неудачей тому предстоял только шанс восстановить свой престиж, но пророк должен считаться всегда непобедимым. Поэтому Убейдулла пустился в весьма опасное путешествие через занятую еще аглабидами страну и укрылся инкогнито в Сиджильмасе, где никто из Бену Мидрар и не подозревал о его присутствии между ними (292 = 905). Позже его заключили даже в темницу (вероятно, к концу 295 или началу 296 = 908). Но Ши’ий одерживал быстро победу за победой, он занял покинутую Зиядет-Аллой Раккаду (1 Раджаб 296 = 26 марта 909), затем потянулся на запад и овладел Тахертом, столицей Бену Рустем и наконец после короткой борьбы с войсками Мидраритов 7 Зуль Хидаоки 296 (27 августа 909) вступил и в Сиджильмасу. Освобожденный из своего заточения, Убейдулла торжественно вступил теперь в Раккаду 29 Раби II 297 (15 января 910). Немедленно же принял он официально титул аль-Махдия и «повелителя правоверных» как законный имам и халиф. Аббасидам пришлось поневоле мириться с возникновением наряду с ними халифата Фатимидов, притом с такими широкими притязаниями на исключительное владычество.