Он отпустил курьера и, отдав свой дробовик Гул Базу, а двух черных куропаток – Махду, прошел в освещенную лампой гостиную и взломал печати ногтем большого пальца. В конверте находился один-единственный лист бумаги, и Аш вынул его и пробежал глазами с чувством раздражения и скуки. Письмо явно писалось в спешке, так как отличалось от всех предыдущих краткостью и определенностью высказываний по существу дела. Однако Ашу пришлось прочитать его дважды, прежде чем до него дошел смысл послания, а тогда в первую очередь он подумал о том, что оно пришло слишком поздно. Приди письмо неделю назад, даже два дня назад, оно все изменило бы, но теперь пути назад нет: дело сделано. Холодная волна горечи захлестнула душу, и Аш яростно ударил кулаком по стене и даже обрадовался острой боли в разбитых костяшках, которая отчасти нейтрализовала невыносимую боль, пронзившую сердце.

Аш долго стоял неподвижно, глядя перед собой невидящим взглядом, и только когда Гул Баз вошел в комнату и испуганно охнул при виде разбитой в кровь руки, он очнулся и вышел, чтобы промыть ссадины. От холодной воды в голове у него прояснилось, и он осознал, что вряд ли ситуация изменилась бы, даже если бы новости пришли раньше. После траты такого количества времени, денег и усилий не могло идти и речи о том, чтобы пойти на попятный.

Он позволил Гул Базу перебинтовать свои костяшки, отложил принятие ванны на полчаса и, проглотив залпом полстакана бренди, отправился с письмом к Мулраджу.

Мулрадж одевался к пиршеству, когда Аш вошел и попросил позволения переговорить с ним наедине. Едва взглянув в лицо Аша, он сразу отпустил слуг. В первую минуту он тоже не мог поверить известию, которое сначала, более двух недель назад, было послано губернатору Пенджаба, потом передано представителям военной власти в Равалпинди, а оттуда телеграфировано политическому офицеру, ответственному за дела Бхитхора, который в свою очередь отправил сообщение капитану Пелам-Мартину с особым курьером, в конверте с пометкой: «Срочно. Для немедленного ознакомления».

Нанду, махараджа Каридкота, на долю чьего семейства в последние годы выпало немало несчастных случаев со смертельным исходом, сам стал жертвой несчастного случая – на сей раз настоящего. Он испытывал заряжающиеся с дула старинные ружья в старом арсенале Хава-Махала, и одно из них взорвалось у него в руках, убив его на месте. Поскольку он умер бездетным, его младший брат, прямой наследник престола, теперь становился махараджей, и представлялось целесообразным, чтобы он немедленно вернулся домой и вступил в права наследования. Посему капитану Пелам-Мартину предписывалось безотлагательно сопроводить его высочество обратно в Каридкот. Время не терпит, так что они должны путешествовать налегке, взяв с собой лишь такое количество людей, какое капитан Пелам-Мартин сочтет достаточным для охраны и обслуживания своего юного подопечного, и он вправе сам решить, какие меры необходимо принять для обеспечения благополучия остальных участников свадебного шествия, которые вернутся в свой срок и без всякой спешки…

– Значит, все было зря, – с горечью сказал Аш.

– Что именно? – недоуменно спросил Мулрадж.

– Бракосочетания. Их устроил Нанду, опасаясь, что, если он выдаст сестер замуж ближе к дому, у него появится зять, который однажды может замыслить завладеть каридкотским престолом, и потому он выбрал такого, который живет слишком далеко, чтобы строить подобные планы. А теперь Нанду умер, и получается, бедных девушек выдали замуж за эту… эту мразь совершенно напрасно!

– Это не так, – сказал Мулрадж. – По крайней мере, мальчик жив и здоров, а если бы не наше путешествие в Бхитхор, дело обстояло бы иначе. Останься он в Каридкоте, Нанду нашел бы способ избавиться от него. Боги явно благоволят к мальчику, ибо при жизни брата опасность грозила бы ему даже здесь. Всегда найдутся люди, готовые пойти на убийство за деньги, особенно за достаточно большие деньги.

– А вы полагаете, Нанду не поскупился бы на плату наемному убийце, – сказал Аш. – Я тоже так считаю. Ладно, больше нам нет необходимости тревожиться по подобным поводам. Последняя новость решила все проблемы Джхоти.

Она решила и одну из проблем самого Аша. Теперь он мог покинуть Бхитхор без промедления, а не торчать против своей воли неизвестно сколько времени возле дворца раны, не имея чем заняться, кроме как ждать погоды и терзаться душой из-за девушки, которая будет жить всего в миле от него, навсегда для него недосягаемая, но с мужем которой ему придется часто встречаться и держаться любезно. Вдобавок он был избавлен от долгой, томительной муки обратного путешествия без Джули, от тягостной необходимости останавливаться на стоянки в знакомых местах, где все напоминает о ней, и снова пересекать местность, где они вдвоем совершали конные прогулки по вечерам… Аш содрогался при мысли о подобной перспективе. Но небольшой отряд, не обремененный женщинами и детьми, без тяжело груженных подвод и повозок маркитантов, без домашнего скота и слонов, сможет срезать углы и двигаться с гораздо большей скоростью, причем по маршруту, отличному от прежнего, обусловленного потребностями многотысячного отряда.

Ашу так не терпелось покинуть Бхитхор, что, будь такое возможно, он тронулся бы в путь тем же вечером. Но поскольку о столь спешном отъезде не могло идти и речи, он предложил выступить завтра после полудня, однако Мулрадж решительно воспротивился.

– Это исключено, – сказал он.

– Почему? Я знаю, придется выполнить большую работу, но если мы очень захотим, то управимся.

– Возможно. Но вы забываете, что завтра последний день свадебных торжеств и с наступлением вечера новобрачные отправятся в дом мужа.

Аш не забыл. Но он не мог объяснить, что рвется выступить в путь завтра после полудня именно потому, что надеется избавить себя от данного зрелища. Однако Мулрадж твердо заявил, что покинуть Бхитхор до окончания свадебных торжеств – значит нанести глубокое оскорбление ране и его подданным. Было бы неприлично сорвать празднества последнего дня приготовлениями к путешествию, да и нет никакой нужды в спешке: Нанду погиб уже более двух недель назад, а потому не имеет значения, выедет ли Джхоти через два дня, через три или четыре.

– Мы подготовимся основательнее, коли не станем пороть горячку, – добавил Мулрадж. – Ибо, как вы сами заметили, сделать предстоит многое.

Возразить Ашу было нечего, и в конечном счете они приняли решение пока ничего не говорить о письме, дабы не омрачать праздник известием, которое, поступив в такое время, непременно будет истолковано как дурной знак и, хотя иных сильно обрадует, безусловно повергнет Шушилу в горе и печаль. Они вполне могут, сказал Мулрадж, сообщить новость утром после отъезда новобрачных, когда сами получат возможность заняться приготовлениями к путешествию.

Пиршество в тот вечер устраивал Кака-джи, который вежливо пригласил сахиба и получил равно вежливое согласие. Удовлетворив свое самолюбие, позже Аш послал старику записку, в которой выражал сожаление по поводу внезапного и сильного приступа головной боли, не позволяющего ему присутствовать на праздничной трапезе. Когда Мулрадж удалился, Аш вернулся в свои комнаты и просидел почти всю ночь над списками людей, животных и транспортных средств, решая, кого взять с собой, а кого оставить здесь и какие меры надлежит принять для скорейшего улаживания двух десятков других вопросов. Конечно, все это следовало бы обсудить с Мулраджем и панчаятом, но он значительно сэкономит время, если сразу по завершении свадебных торжеств представит им на рассмотрение тщательно разработанный план. Лампа в комнате Аша все еще горела, когда гости Кака-джи вернулись с пиршества, и петухи уже запели ко времени, когда он наконец погасил свет и лег спать.